Социальная периодизация: современные теории и концепции 2020 и 2021 учебного года — Учебные курсы — Магистерская программа «Педагогическое образование» — Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

3.Возрастная периодизация, применяемая в гигиене детей и подростков. Понятие биологическом возрасте.

Неравномерность
роста и развития является основанием
для правиль­ной группировки детей и
подростков разного возраста и выработки
науч­ных принципов возрастной
периодизации. Дело в том, что при
органи­зации образовательно-воспитательной
работы возникает необходимость
объединения детей разного возраста.
Кроме того, необходимо правильно
установить возрастную границу поступления
ребенка в ясли, детский сад и школу,
определить возможность начала трудовой
деятельности и др.

Одну
из первых научно обоснованных периодизаций
предложил Н.П. Гундобин (1906). Эта
периодизация многократно дополнялась
и совершенствовалась.

В
основе всех возрастных периодизаций
лежит деление детства на несколько
периодов, характеризующихся общими
физиологическими особенностями.

В
понятие
«возрастной период»
входит тот отрезок времени, в пре­делах
которого процессы роста и развития, а
также физиологические особенности
организма тождественны, а реакции на
раздражители более или менее однозначны.
Возрастной период —
это время, требую­щееся для завершения
определенного этапа морфофункционального
развития организма и достижения
готовности ребенка к той или иной
деятельности.

Биологическая
возрастная периодизация

1)Период
новорожденности
продолжается всего 10 дней, поскольку
свойственный ему тип физиологических
реакций отмечается в тече­ние очень
короткого времени.

2)
Период грудного возраста 10 дней до года

3)раннее
детство 1-3года

4)первое
детство 4-7лет

5)второе
детство 8-11 12лет

6)подростковый
12-16лет

7)юношеский
16-21лет

В
нашей стране широкое распространение
получила возрастная периодизация,
основанная на социальных принципах

Социальная
возрастная периодизация

Социальное
деление на возрастные группы в основном
не противо­речит биологическому
делению. Исключение составляет
подростковый возраст (его иногда называют
старшим школьным), к которому относятся
дети
с
15,
а не с
12—13
лет. Это обусловлено рядом законодательных
льгот в области трудового права, условиями
профессионального обучения.

Преддошкольный

(старший ясельный) период.до 3лет
Этот период характеризу­ется некоторым
снижением темпов физического развития
детей, боль­шей степенью зрелости
основных физиологических систем.
Мышечная масса
ребенка интенсивно увеличивается. К
концу 2-го года заверша­ется прорезывание
молочных зубов. Двигательные возможности
расширяются
крайне стремительно
— от ходьбы до бега, лазания и прыжков.
Двигательная активность огромна, а
контроль за активностью, адекватностью
дви­жений и
поступков еше минимальный, поэтому
резко возрастает опасность травматизма.
Это возраст
быстрого
совершенствования речи. Эмоциональная
жизнь ребенка преддошкольного периода
достигает наивысшей степени проявлений.
Отрицательные эмоции могут носить
характер истерических бурь, доходить
до аффективных припадков Наблюдаются
проявления капризности, застенчивости,
удивления, страха. Это период обучения
навыкам Трудовой деятельности через
игру. Четко определяются индивидуальные
черты характера и поведе­ния.

Педагоги
отмечают, что это период «упущенных
возможностей», имея в виду неправильные
приемы воспитания
Поэтому
воспитание постепенно становится
главным элементом ухода
за детыми.

Дошкольный
период
(от 3 до 7 лет). В этот период дети посещают
детский
сад. Характерно первое физиологическое
вытяжение, нараста­ние
массы тела
несколько
замедляется, отчетливо увеличивается
длина конечностей, углубляется рельеф
липа. Постепенно выпадают молоч­ные
зубы
и
начинается рост постоянных зубов. В
этот период идет
диф­ференцировала
строения различных внутренних органов.
К 5 годам дети
уже
свободно говорят на родном языке,
правильно
употребляя склонения
и спряжения. Значительно улучшается
память.

В
младшем школьном
возрасте
(7—11
лет) происходят
замена
молоч­ных
зубов на
постоянные, наблюдается четкий
половой диморфизм
физического
развития. Имеются различия
между
мальчиками
и
девочками
как по типу роста и созревания, так и
по
формированию
полоспецифического телосложения.

Старший
шкальный возраст
(с 12 до 17—18
лет) иногда называют
отро­чеством.
Он характеризуется резким изменением
функции эндокрин­ных желез. Это период
бурного полового созревания у девочек
и его начала у юношей. Происходит
препубертатный ростовой скачок со
свойственной ему некоторой дисгармоничностью,
возникновением и развитием черт,
характерных для пола. Это самый трудный
период психологического развития,
формирования воли, сознательности,
нравственности. Нередко это достаточно
драматический пересмотр всей системы
жизненных ценностей, отношения к себе,
к родителям, сверстникам и обществу в
целом. Здесь и крайние суждения, и
край­ние поступки, стремление к
самоутверждению и конфликтам.

Биологический
возраст
— совокупность морфофункциональных
осо­бенностей организма, зависящих
от индивидуального темпа роста и развития

Страница не найдена

ПРАВИЛО 1. ЧАСТО МОЙТЕ РУКИ С МЫЛОМ

Чистите и дезинфицируйте поверхности, используя бытовые моющие средства.
Гигиена рук — это важная мера профилактики распространения гриппа и коронавирусной инфекции. Мытье с мылом удаляет вирусы. Если нет возможности помыть руки с мылом, пользуйтесь спиртсодержащими или дезинфицирующими салфетками.
Чистка и регулярная дезинфекция поверхностей (столов, дверных ручек, стульев, гаджетов и др.) удаляет вирусы.

ПРАВИЛО 2. СОБЛЮДАЙТЕ РАССТОЯНИЕ И ЭТИКЕТ

Вирусы передаются от больного человека к здоровому воздушно -капельным путем (при чихании, кашле), поэтому необходимо соблюдать расстояние не менее 1,5 метра друг от друга.
Избегайте трогать руками глаза, нос или рот. Коронавирус, как и другие респираторные заболевания, распространяется этими путями.
Надевайте маску или используйте другие подручные средства защиты, чтобы уменьшить риск заболевания.
При кашле, чихании следует прикрывать рот и нос одноразовыми салфетками, которые после использования нужно выбрасывать.
Избегая излишних поездок и посещений многолюдных мест, можно уменьшить риск заболевания.

ПРАВИЛО 3. ВЕДИТЕ ЗДОРОВЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ

Здоровый образ жизни повышает сопротивляемость организма к инфекции. Соблюдайте здоровый режим, включая полноценный сон, потребление пищевых продуктов богатых белками, витаминами и минеральными веществами, физическую активность.

ПРАВИЛО 4. ЗАЩИЩАЙТЕ ОРГАНЫ ДЫХАНИЯ С ПОМОЩЬЮ МЕДИЦИНСКОЙ МАСКИ

Среди прочих средств профилактики особое место занимает ношение масок, благодаря которым ограничивается распространение вируса.
Медицинские маски для защиты органов дыхания используют:
— при посещении мест массового скопления людей, поездках в общественном транспорте в период роста заболеваемости острыми респираторными вирусными инфекциями;
— при уходе за больными острыми респираторными вирусными инфекциями;
— при общении с лицами с признаками острой респираторной вирусной инфекции;
— при рисках инфицирования другими инфекциями, передающимися воздушно-капельным путем.

КАК ПРАВИЛЬНО НОСИТЬ МАСКУ?

Маски могут иметь разную конструкцию. Они могут быть одноразовыми или могут применяться многократно. Есть маски, которые служат 2, 4, 6 часов. Стоимость этих масок различная, из-за различной пропитки. Но нельзя все время носить одну и ту же маску, тем самым вы можете инфицировать дважды сами себя. Какой стороной внутрь носить медицинскую маску — непринципиально.
Чтобы обезопасить себя от заражения, крайне важно правильно ее носить:
— маска должна тщательно закрепляться, плотно закрывать рот и нос, не оставляя зазоров;
— старайтесь не касаться поверхностей маски при ее снятии, если вы ее коснулись, тщательно вымойте руки с мылом или спиртовым средством;
— влажную или отсыревшую маску следует сменить на новую, сухую;
— не используйте вторично одноразовую маску;
— использованную одноразовую маску следует немедленно выбросить в отходы.
При уходе за больным, после окончания контакта с заболевшим, маску следует немедленно снять. После снятия маски необходимо незамедлительно и тщательно вымыть руки.
Маска уместна, если вы находитесь в месте массового скопления людей, в общественном транспорте, а также при уходе за больным, но она нецелесообразна на открытом воздухе.
Во время пребывания на улице полезно дышать свежим воздухом и маску надевать не стоит.
Вместе с тем, медики напоминают, что эта одиночная мера не обеспечивает полной защиты от заболевания. Кроме ношения маски необходимо соблюдать другие профилактические меры.

ПРАВИЛО 5. ЧТО ДЕЛАТЬ В СЛУЧАЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ ГРИППОМ, КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИЕЙ?

Оставайтесь дома и срочно обращайтесь к врачу.
Следуйте предписаниям врача, соблюдайте постельный режим и пейте как можно больше жидкости.

КАКОВЫ СИМПТОМЫ ГРИППА/КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИИ высокая температура тела, озноб, головная боль, слабость, заложенность носа, кашель, затрудненное дыхание, боли в мышцах, конъюнктивит.  В некоторых случаях могут быть симптомы желудочно-кишечных расстройств: тошнота, рвота, диарея.

КАКОВЫ ОСЛОЖНЕНИЯ 
Среди осложнений лидирует вирусная пневмония. Ухудшение состояния при вирусной пневмонии идёт быстрыми темпами, и у многих пациентов уже в течение 24 часов развивается дыхательная недостаточность, требующая немедленной респираторной поддержки с механической вентиляцией лёгких.  Быстро начатое лечение способствует облегчению степени тяжести болезни.

ЧТО ДЕЛАТЬ ЕСЛИ В СЕМЬЕ КТО-ТО ЗАБОЛЕЛ ГРИППОМ/
КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИЕЙ?
Вызовите врача.
Выделите больному отдельную комнату в доме. Если это невозможно, соблюдайте расстояние не менее 1 метра от больного.
Ограничьте до минимума контакт между больным и близкими, особенно детьми, пожилыми людьми и лицами, страдающими хроническими заболеваниями.
Часто проветривайте помещение.
Сохраняйте чистоту, как можно чаще мойте и дезинфицируйте поверхности бытовыми моющими средствами.
Часто мойте руки с мылом.
Ухаживая за больным, прикрывайте рот и нос маской или другими защитными средствами (платком, шарфом и др.).Ухаживать за больным должен только один член семьи.

МЕРЫ ПРОФИЛАКТИКИ ВИРУСНЫХ ИНФЕКЦИЙ

В РОССИИ ОДИН ИЗ САМЫХ НИЗКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ ЗАБОЛЕВАЕМОСТИ КОРОНАВИРУСОМ

ГРИПП? КОРОНАВИРУС? ОРВИ?

КОРОНАВИРУС. ПУТИ ЗАРАЖЕНИЯ И ПРОФИЛАКТИКА

ССЫЛКИ НА ПАМЯТКИ И РЕКОМЕНДАЦИИ

Рекомендации туристам, выезжающим за рубеж

Рекомендации Всемирной организации здравоохранения по защите от новой коронавирусной инфекции

Памятка по профилактике гриппа и коронавирусной инфекции

ПЕРИОДИЗАЦИЯ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ В СОВЕТСКИХ УЧЕБНИКАХ 1920-Х ГГ

TY — JOUR

T1 — ПЕРИОДИЗАЦИЯ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ В СОВЕТСКИХ УЧЕБНИКАХ 1920-Х ГГ

AU — Емельянов, Евгений Павлович

PY — 2021

Y1 — 2021

N2 — Статья посвящена новым подходам к периодизации всеобщей истории, содержащимся в ряде учебников по истории и обществоведению, выходивших в 1920-е гг. Рассмотрены учебники А.А. Богданова, П.И. Кушнера, А.И. Гуковского и О.В. Трахтенберга. Выделены причины отказа авторов учебников от традиционного деления истории на Древность, Средневековье и Новое время и создания новых периодизаций, основанных на социально-экономических критериях. Показано сходство темпоральных взглядов указанных авторов, обусловленное как прямым и опосредованным влиянием идей А. А. Богданова, так и общей интеллектуальной ситуацией первой трети ХХ в. Установлено, что предложенные периодизации объединяло представление о многоукладности экономической жизни общества и нелинейности социальной эволюции.

AB — Статья посвящена новым подходам к периодизации всеобщей истории, содержащимся в ряде учебников по истории и обществоведению, выходивших в 1920-е гг. Рассмотрены учебники А.А. Богданова, П.И. Кушнера, А.И. Гуковского и О.В. Трахтенберга. Выделены причины отказа авторов учебников от традиционного деления истории на Древность, Средневековье и Новое время и создания новых периодизаций, основанных на социально-экономических критериях. Показано сходство темпоральных взглядов указанных авторов, обусловленное как прямым и опосредованным влиянием идей А.А. Богданова, так и общей интеллектуальной ситуацией первой трети ХХ в. Установлено, что предложенные периодизации объединяло представление о многоукладности экономической жизни общества и нелинейности социальной эволюции.

UR — https://www.elibrary.ru/item.asp?id=45438751

U2 — 10.15372/HSS20210109

DO — 10.15372/HSS20210109

M3 — Статья

VL — 28

SP — 67

EP — 71

JO — Гуманитарные науки в Сибири

JF — Гуманитарные науки в Сибири

SN — 0869-8651

IS — 1

ER —

Периодизация этапов развития социальной помощи в России — Першина Татьяна Олеговна

Занятие №3 (2/6)

Рассматриваемые вопросы:

1. Периодизация истории социальной работы за рубежом
2. Периодизация истории социальной работы в России

1. Периодизация истории социальной работы за рубежом

Основные проблемы периодизации истории социальной работы связаны с точкой отсчета практики общественной помощи, динамикой изменения понятий, спецификой исторического пространства, процессом, лежащим в основе данной исторической матрицы, определяя предметную специфику исторического познания. Процесс, лежащий в основе различных моделей поддержки и защиты одних слоев общества другим, как нам представляется, — это процесс помощи и взаимопомощи в культурно-исторической общности. Каждый этап изменения парадигмы помощи и взаимопомощи связан с изменением субъекта и объекта, институтов поддержки, идеологии помощи.

Итак, в современной литературе выделяют пять периодов в истории социальной работы за рубежом:

I. Архаический период благотворительности (до образования в конце III тыс. – первой половине II тыс. до н.э. первых рабовладельческих государств).
II. Филантропический период (приблизительно до V вв. н. э.).
III. Период общественной (общинной, церковной) благотворительности (до начала XVI в.).
IV. Период государственной благотворительности (до рубежа Х1Х-ХХ вв.).
V. Период социальной работы (продолжающий настоящее время).

2. Периодизация истории социальной работы в России

В России периодизация истории социальной работы имеет свою специфику и выглядит следующим образом:

Архаический период (до образования Киевского княжества и крещения Руси в IX-X вв. ).
Родоплеменные и общинные формы помощи и взаимопомощи у славян до Х в помощь членам своей общины. Самыми распространенными формами помощи бедным односельчанам являлось кормление по домам (призреваемые находились целые сутки в одном доме, переходя на следующие в другой) и подаяние милостыни (но в деревнях денег было мало и подавали чаше всего едой и одеждой).

Период общественной (общинной, церковной) благотворительности (Х — начало XVIвв.).
Характеризуется отсутствием государственной систему социальной помощи населению. Преобладание церковной благотворительности. Самая распространенная форма помощи подача милостыни. Бесконтрольное подаяние приводит к формированию профессионального нищенства.

Период церковно-государственной благотворительности (ХVI – XVII вв.).
Постепенно начинает формироваться первые закрытые учреждения, закладывается регламентация работы с нищим.

Период государственной благотворительности (ХVIII — начало XX вв. ).
Формирование системы государственной социальной помощи населению. Система государственной благотворительности закладывается в период царствования Петра 1. Во второй половине 18 века забота о социально незащищенных категориях населения была признана непременной обязанностью государства. Повышению общественной активности граждан способствовало также принятое в 1785 году «Городовое положение». Оно учреждало такие сословия как духовенство, купечество, мещанство и крестьянство, которые должны были проявить заботу о нетрудоспособных представителях своего класса. бурный рост капитализма обуславливает развитие благотворительности купцов и предпринимателей. Бурный рост благотворительных побуждений. В это время также оформляется переход от добровольной помощи к профессиональной. Открываются первые курсы по общественной благотворительности, налаживаются международные связи.

Период социального планирования (1917—1991).
Происходит реформирование системы призрения. Одни формы частной и общественной благотворительности взяла на себя система социального обеспечения, другие были прочно забыты (совсем не велась социальная работа с заключенными). Министерство социального обеспечения проводило централизованную политику в области пенсионного обеспечения, поддержки инвалидов, одиноких и многодетных матерей, детей, не имеющих родителей. В этот период считалось, что в стране не ни тунеядцев, ни нищих.

Период социальной работы (с 1990-х гг.).
Разрушение устоявшихся социально-экономических связей, либерализация цен, безработица приводят к обострению социальных проблем. Появляются краткосрочные программы: денежные дотации малоимущим, гуманитарная помощь. Формируется система помощи нуждающимся, но ее работа не отлажена и многим не ясна. Поэтому важно изучать как решались эти проблемы у нас, а также в других странах.

Школьные службы примирения » Возрастная периодизация

Лекция  о возрастной периодизации Михаила Кожаринова (директор частной школы «Перспектива» и один из лидеров Ролевого движения)

с сайта  http://www. sys-tema.ru/index.jsp?pk=Lestnica-strannikov

ЛЕСТНИЦА СТРАННИКОВ

Михаил Кожаринов

    ПРЕДЫСТОРИЯ

    Странные люди с интересными идеями появлялись в начале 90-х в сообществе инновационной педагогики. Идеи свои они вынашивали годами, но чаще всего те оставались «в столе», так как пробиться через академические заслоны «официальной науки» было не так просто. И вот они почувствовали, что их время настало. Начался пересмотр всей системы образования, стали востребоваться новые подходы и взгляды — и ждавшие этого годами люди воспаряли. Созданные в былые годы теории были достаны «из-под скатерти», началась их открытая пропаганда. Среди моря халтуры и идиотизма, обрушившегося на нас со всех сторон в то время (были и такие, которых не пускали в науку, как оказалось, вполне заслуженно), некоторые теории действительно стоили того, чтобы на них обратили внимание. Одна из них под названием «Лестницы Странников» даже прижилась, так как оказалась очень удобной при использовании в нашей педагогической практике. Автора ее никто уже и не помнит. Помним: приходил в наш Центр некий мужик и читал лекцию, а мы задавали ему коварные вопросы в поиске изъянов. Мужика мы позже уже не нашли, — говорят, что он эмигрировал. Может быть. Теперь трудно даже сказать: в чистом ли мы виде излагаем его концепцию, или это наша переработка? Но столь ли это важно? Теория зажила своей жизнью, терминология разошлась по среде педагогов, социологов и социотехников. Попробуем изложить ее, дабы и ты, читатель, получил о ней представление.

    КОНЦЕПЦИЯ

    Утверждается следующее:
Каждые три года в мышлении человека образуются некие новообразования, которые становятся в центр его восприятия действительности. Мышление человека по ряду своих характеристик, напрямую зависит от этих новообразований. Осваивая новый стиль мышления, человек переходит к следующей ступени, закономерно вытекающей из предыдущей. Уже новый стиль захватывает его помыслы, искажая восприятие действительности и так далее, до некого рубежа (смотри рисунок).

    Утверждается, что при нормальном развитии сдвиг «по лестнице» осуществляется каждые три года. Некоторые из педагогов, изучивших теорию, правда, оспаривают этот тезис, утверждая: к следующей ступени человек переходит, только освоив предыдущую ступень, и это напрямую не зависит от возраста. Имея в виду, что споры на эту тему продолжаются, мы, тем не менее, продолжим пересказывать теорию в ее «классическом изложении».

    Предмет

    Первым в этом ряду стоит предметное освоение мира. Пик его приходится на начало жизни до трех лет. Ребенок осваивает мир, находящийся вокруг него, через освоение окружающих предметов. Он пробует их на ощупь: что гладкое, что шероховатое; что липкое, что нет и т.д. Он сует их в рот, изучая вкус и твердость. Он определяет вес, осваивая понятия легкого и тяжелого. Он осваивает цвета предметов, их яркость или тусклость и т.д. Ребенок изучает вещь. Потом бросает ее, переходя к следующей. Какие-то из вещей становятся любимыми, какие-то нет. Но это вопросы из другой области знания, и мы их здесь рассматривать не будем. Центральное слово, характеризующее данный этап: «ПРЕДМЕТ». В принципе, в этом утверждении нет ничего особенно нового. Еще Эльконин, работы которого изучаются в большинстве педагогических и психологических вузов страны, утверждал то же. Правда, первые полгода-год жизни он выделял как ведущую деятельность — общение ребенка с матерью (или ее аналогом — того, кто его выхаживает). Потом действительно шла деятельность предметного освоения, потом игровая деятельность, потом учебная (она падала на начальные классы, когда ребенок часто достаточно охотно учится), потом шла социально значимая деятельность (она ложилась на сложный подростковый возраст, когда интерес к учебе нередко падал, зато начинались «подростковые похождения»), потом деятельность профессионально ориентированная (старшие классы и студенчество).
Таким образом, в начале «Лестница Странников» фактически совпадает с эльконинскими утверждениями. Но вот потом… Фактический материал, которым мы располагаем на сегодняшний день, входит в противоречие с «таблицей Эльконина». Очевидное противоречие просматривается уже в факте существования Движения Ролевых Игр, широко охватившее страну в 90-ые годы, так как играют в своем подавляющем большинстве именно подростки, старшие классы и студенчество. В это время по Эльконину ведущая деятельность никак не может быть игровой. Но по факту мы видим обратное. В чем же дело?
Концепция «Лестницы Странников» устраняет это противоречие. Суть ее сводится к тому, что форма деятельности может быть любой, главное не форма, а то, что оформляется в это время в психике и мышлении человека. С этой точки зрения в разные возрастные периоды из своей игры человек «изымает» совершенно разное, играя, реализует разные подсознательные потребности, и в центр изучения именно это и должно ставить. Если необходимые потребности, вытекающие из новообразований, могут быть реализованы в игре или учебе, то они и становятся ведущими — неважно, на какой ступени это происходит. Играют, таким образом, подростки, старшие школьники и студенты в своей основной массе совершенно по-разному, так как различна потребностная сфера. В дальнейшем мы раскроем это подробнее.

    Пространство

    Второй этап в формировании мышления человека открывается при освоении ПРОСТРАНСТВА, в котором находятся предметы. Это слово становится знаковым для обозначения данного этапа, приходится же он на период от 3 до 6 лет. Это логично: освоив, что, собственно, существует в этом мире, человек начинает осваивать, как эти предметы расположены относительно друг друга. Это становится наиболее значимым и определяет соответствующий набор деятельностей.
Вот собака: она обычно сидит под столом, а не на столе, или в будке; а вот стул: на нем сидят люди, и его тоже, как правило, задвигают за стол. Ребенок любит изображать предмет, имитируя его свойства и помещая его в соответствующую часть пространства. Отсюда — игра как ведущая деятельность, выделенная Элькониным. Например, ребенок играет в собачку: лает из-под стола. При этом старая деятельность — предметная, не исчезает полностью, а лишь отодвигается на второй план. Мы имеем дело с суперпозицией, наложением одного на другое. Также и третий этап зарождается уже здесь и задает новые мотивы в поведении, но ведущими они станут только на следующем этапе. Обо все этом позже.
Именно с пространственным освоением связаны такие явления, как боязнь темноты или замкнутых пространств (часто дети боятся спать с закрытой дверью и просят открыть ее — потом это проходит) — и то и другое ограничивает видимое пространство; потому же дети совершают свои детские подвиги, выбегая в неизведанное пространство: обежать дом, выбежав за пределы двора; залезть в какое-то немыслимое место и т.д.

    Последовательность (действие)

    Третьим этапом является освоение некой последовательности, динамики изменения положения предмета в пространстве. Становится понятно, что предметы как-то двигаются в пространстве и это собственно и осваивается мышлением. ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ — знаковое слово этого периода, длящегося по концепции «Лестницы Странников» с 6 до 9 лет.
Ребенок играет в песочнице: он двигает игрушечным самосвалом по туннелям и мостам, предварительно созданным им в песке. Собственно это и интересно: движение автомобиля — в этом кайф. Другой, пример: ребенок играет в индейцев: он ходит с копьем в зарослях кукурузы, бросает копье в чурки и бугорки, воображая их животными. Третий пример: игра с куклой в дочки-матери. Куклу пеленают, выводят на прогулку, кормят и т.д. При этом во всех случаях ребенку вообще-то никто не нужен для такой игры. Ему не нужны соучастники действия. Наоборот, они могут помешать выполнять осваиваемую последовательность. Поэтому смотреть на свои действа допускается, а иногда и приветствуется (здесь проявляется уже оформление мотивационной структуры, в частности мотива самоутверждения: у кого меньше, у кого больше), но вмешиваться — нет. Ребенок тогда начинает плакать; дети не могут поделить игрушку, задуманную совершенно для разных последовательностей и т.п. Или вообще не особо обращают внимание друг на друга. Я слышал рассказ об игре в пожарников старшей группы детского сада от одного своего приятеля. Одни стояли и держали в руках палки, изображающие пожарные шланги. Они «тушили огонь». Другой геройски лез спасать куклу. Когда кукла была спасена, он сказал: «Все — огонь потух!» и развернулся. Но остальные с энтузиазмом продолжали тушить «пламя»: они играли в разные сюжеты и их никак не устраивало, что «огонь потух» — они и не обращали внимание на подобные утверждения. Обидевшись, спасатель полез «драться»: «Вы чего? Огонь погас — Я говорю!». Остальные отмахивались: отстань!
Мы проводили на такой возраст Игру «Лесная сказка». Большинство детей не могло уловить весь ход событий и взаимовлияния одних сюжетных линий на другие. Это улавливали единицы. Большинство же ходило вместе со своими проводниками (старшеклассниками) по Игре, «разинув рот» на Город, Замок Темных Сил, норки хоббитов и т.д. — ведь освоение пространства еще достаточно весомо; а улавливали при этом лишь свою собственную историю. С энтузиазмом выполняли последовательность действий, которой обучали их проводники на разные случаи жизни: как спрятаться от злых орков с помощью магии, например. Ребенок делал ручки «домиком» и читал вслух «волшебную» поговорку и тем «становился незаметным». «Орки» же были проинструктированы, что если видят под кустом ребенка — руки «домиком» и чего-то бормочет — то отыгрывать ситуацию, как будто «ничего не видят». Это был хит! Сюжет пришлось сильно упрощать, чтобы он ложился в рамки конечных и односложных последовательностей: засада на дракона, выпуск птиц на волю из клетки, залезть в лаз и раскрасить логово темных «волшебными красками»… Это все шло на «ура!», но при этом каждая пара (проводник и ребенок) выполняли действия как бы параллельно друг другу, отдельно согласовывая алгоритм необходимых поступков. Даже расписывая логово темных сил, они вели себя наподобие «пожарников». Только те самые единицы, улавливающие всю картину в целом — старшие дети — иногда начинали верховодить: у них начинало вызревать мышление следующих этапов.
Интересен случай разновозрастных Игр. Старшие играют сюжет, младшие — фон, то есть деятельность вроде бы независимую от сюжетных разборок (обрабатывают поля, охотятся и т.д.). Дело в том, что фон часто подразумевает как раз строгую последовательность действий. Вот пример. Экономика игры завязана на черчение кругов и квадратиков. Старшим — это скучно, они бегут от такой «работы», младшим — в кайф, они с увлечением чертят. В итоге ценность младших резко возрастает — за них начинается битва среди старших. У тех из команд, у кого младших оказывалось больше, с экономикой все было хорошо, а следовательно, и с оружием, и с лекарствами — все это напрямую зависело от того, сколько чего вырастет на «начертательных полях». Младшим это нравилось (при условии хорошего отношения, а не рабского понукания). Поскольку и в следующем цикле от 9 до 12 лет освоение ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ еще широко представлено в мышлении, то игра на фонах становится очень важной составляющей для подростковых игр, тем более что и следующий этап недалеко от этого ушел.
Хорошо ложится в эту теорию и следующее явление, отмеченное психологами и относящиеся к данной возрастной группе. Склонность детей к нарушению запретов. Взрослый говорит: не перешагивай через эту линию или не суй сюда пальцы. И уходит. Ребенок же, посмотрев на линию или розетку, делает как раз то, что запрещалось. Делает и все! Потом больше уже нарушений нет. Странно. Это объясняют так: ребенку для того, чтобы понять действие, надо его совершить. Он понимает через действие. Что ж если это действительно так, то это хорошо ложится в логику «Лестницы Странников».

    Общение (взаимодействие)

    Следующий этап связан со взаимовлиянием последовательностей друг на друга, взаимодействием. Человеку становится понятно, что в мире существует множество последовательностей, существующих параллельно друг другу, и время от времени они пересекаются, влияя друг на друга. Эта точка пересечения и становится в центр внимания. Резко возрастает роль контакта, общения. Слово «ОБЩЕНИЕ» часто делают знаковым для периода 9-12 лет, и далее в 12-15 оно сохраняет свое большое значение. Поэтому вызывают беспокойство дети, у которых в этом возрасте обнаруживается проблемы с коммуникабельностью. Но общение — это следствие зоны пересечения. Надо понимать, откуда оно взялось. Если раньше общение в играх часто было непродуктивным, то сейчас оно становится очень важным. Начинается эра групповой игры. Классно сделать засаду, неожиданно выбежав на партнера по игре, изменив его траекторию! Классно взахлеб рассказывать об этом потом, «питаясь» реакцией собеседника — это ведь тоже влияние «моей» последовательности на другую! — а вот слушать других — не очень! Эффект «пожарников», пользуясь старым примером, еще слишком силен. Со временем к 13-15-ти годам слушать начинают больше, ценность рассказа другого возрастает, и это есть следствие падения значимости этого этапа в мышлении человека. Не у всех, правда, но об этом, об эффекте инфантильности как некой задержке в развитии расскажем позже.
Для Игр в этот период становится важным контактное действие. Войнушки идут отлично, всякие игры, построенные на спасении одних другими, настолки и т.п. тоже. Единственное, что надо помнить, что это все те же фоны, пусть и более сложные — контактные. Сюжеты же отслеживать, принимать сюжетообразующие решения, так сказать влиять на ситуацию в точках ее бифуркации — это уже характеристики следующего этапа. К 12 (и в особенности к 15) годам он тоже набирает силу и становится ведущим, и потому дети, наиболее быстро идущие вперед, выделяются из общего ряда, захватывая лидерство в группе. Они становятся способными руководить, направляя толпу остальных туда или сюда, и тем легче им это удается, чем задания более соответствуют контактному фону: вали его, устроим засаду, выкрадем вон ту штуку, давай подсмотрим, что они там будут делать и т.д.. Понятно, что чем старше «руководитель», тем легче ему удается это руководство, так как младшие «руководители» часто сами склонны сваливаться в фон и забывать о сюжете, сливаясь с фоновой толпой. Таким образом, дети сами по себе часто не могут определить тип контактной деятельности — это не их этап, потому им нужен заводила, и они рады появлению подобного «руководителя», с ним им интересней живется. Это надо помнить при планировании Игры и расстановки ролей. Так среди мальчишек может стать лидером и девчонка, бойкая на заводящие идеи. Ребята в возрасте 9-12 лет легко воспринимают и привязываются к старшему вожатому, командиру отряда, обладающему подобными качествами. Внимание, требующиеся младшим детям и подросткам, таким образом, совершенно разное. Младшим важна ласка — это отголосок еще той самой деятельности общения с матерью, о которой писал Эльконин плюс внимание к собственной последовательности, жажда иметь слушателя, жажда внимания как таковая. Подросткам же нужны «зажигатели» их затей, а это часто совсем иной психотип.

    Поступок

    Знаковое слово следующего этапа это «ПОСТУПОК» — доминанта периода с 12 до 15 лет. С точки зрения освоения действительности происходит вот что: если раньше рассматривались предметы и их динамика-движение в пространстве, столкновение друг с другом, то теперь в центр внимания попадает вопрос: что было причиной первоначального движения? С чего это, почему оно, собственно, началось?
Здесь мне нравится приводить следующую аналогию. Камень падает в воду, и от этого по воде начинают расходиться круги. Если раньше в центре внимания человека были эти круги, откуда же они взялись — было не столь важно, то теперь в центр внимания перемещается именно этот камень, падающий в воду. Становится интересно быть именно этим самым «камнем». Мышление осваивает именно это, отсюда и деятельность начинает обладать соответствующими характеристиками. Человеку важно, чтобы от него расходились «круги». Неважно какие, главное, чтобы они были, главное — научиться их вызывать! Здесь легко скатиться и в асоциальную деятельность, так как восприятие того, что хорошо, что плохо, менее важно по сравнению с самими вызванными кругами. Типа: во как забегали — классно! Отсюда и сложный подростковый возраст. Отсюда же и понятие социально значимой деятельности у Эльконина. На какую «дорожку» встанет подросток — напрямую зависит от среды, педагогов (учителей не в формальном, а в жизненном смысле), в окружении которых он окажется. Если освоить этот этап возможно в рамках позитивной деятельности, то скатывание в асоциальность не обязательно, если же нет, то человек может начать искать реализацию своего поступка именно там, так как это гарантированно вызывает бурную реакцию окружающих.
С точки зрения Игры здесь становится важным решать. На Игре это реально, и потому сама по себе игровая деятельность становится выходом. Отсюда столько играющих в РИ подростков. Многие в этом возрасте склонны «заводить» младших. Это тоже легко понимается в свете вышесказанного. На играх такие игроки становятся яркими игровыми фигурами. Они определяют сюжет. Собственно, он и протекает в том смысле, чье решение возобладает. Игроки тягаются — игру это только раскручивает. Игрок, способный на поступок, тем более заводящий других, очень ценен для игры. Выделяя таких игроков, их следует ставить на ведущие роли. Надо помнить следующее: игроки, играющие на поступке, не склонны отыгрывать персонажей, игра на выигрыш для них более естественна и органична, так как связана с преобладанием в действиях именно их решения.

    Гипотеза (теория)

    Отыгрыш становится естественным в следующий период с 15 до 18 лет. Ключевое слово этого этапа «Гипотеза», а людей этого типа часто называют «теоретиками». Мышление же человека переживает следующую трансформацию. Становится понятным, что могут существовать разные причины действия. Не те привычные, которые осваивались в рамках предыдущего этапа, а совсем другие. И вполне возможно, что вся динамика предметов, которые мы наблюдаем, все явления вызваны совсем другими причинами, нежели казалось ранее. Таким образом, становится возможным сменить всю картину мировосприятия, и именно это и становится интересным и новым для мышления человека. Мышление ставит в центр своего внимания именно эту смену картины мироздания.
В этот период человек, если у него достаточно развито абстрактное мышление, склонен увлекаться новыми для себя теориями и гипотезами. Он «тащится», если встречает подобные позиции в рамках дискуссий. Вообще, дискуссионная деятельность для подобного контингента с развитой головой идет просто на «ура!»
Самое же главное, что старший подросток или студент в этот период способен сменить логику жизни. Резко сменить привычную для себя среду, так как становится важным увидеть жизнь по-новому, исходя из иных принципов. В практике неформальной педагогики это выливается в потерю большей части детского состава на рубеже 14-15 лет, когда человек подходит вплотную к этому периоду. Наоборот, некоторые молодежные движения набирают своих новых членов именно в этом возрасте. И становится понятным: почему это происходит! Забавно, что именно на это время (17-18 лет) приходится переход из Школы в ВУЗ и смена статуса со школьника (ребенка) на студента (взрослого), не смотря на то, что характер деятельности по форме остался тот же — учеба. Но быт и культура меняются существенно. Человечество мудро и четко фиксирует эту смену позиции.
В принципе смена объединения не обязательна. Возможна простая смена своей роли в группе: когда раньше ты смотрел на все глазами участника, а теперь глазами организатора. А среда организаторов — это и особый взгляд на мир, и особая среда.
Если у человека абстрактное мышление оказалось не сильно развитым, то наблюдается явление смены культурного поля. Особенно хорошо это прослеживается на музыкальной культуре. Скажем, пел в основном бардовские песни и вдруг перешел к року, или пел попсу, а перешел к той же бардовской песни. Как правило, смена такого культурного поля подразумевает не только смену ведущих понятий, но и смену среды общения. Получается в итоге то же самое, что и у теоретиков, с той лишь разницей, что подобные люди с трудом могут логично описать свои новые жизненные основы. С логикой у них туго, они живут чувствами, но смена позиции, свойственная для этого периода, здесь также на лицо.
Сложности подросткового возраста здесь достигают своего пика. Родители, бывшие учителя и педагоги могут потерять контакт с подростком, так как являются носителями старого культурного поля, который стал теперь неинтересным с точки зрения развития мышления человека. Кроме того, ориентация на поступок еще достаточно сильна и эту смену логики жизни подросток может обставить серьезными «выкидонами», стремясь вызвать посильнее «круги на воде». Иногда для родителей и старых друзей это превращается в кошмар. Но случаются и ровно обратные истории: был обыкновенный троечник и вдруг взялся за ум! Здесь также работает тот же самый эффект, но уже в другую более позитивную сторону. Таким образом, чем больше выбора позитивных различных сред имеет человек на грани этого периода, тем более возможен его позитивный рост. Именно поэтому педагоги ставят вопрос о создании поликультурных сред в сегодняшнем образовательном пространстве, в то время как в прошлом часто доминировала монокультурная среда.
Интересно и еще одно эмпирическое наблюдение. В течении этого периода человек успевает сменить позицию не однократно, а не менее двух, а чаще трех раз. Более — тоже редкий случай, связанный с сильными жизненными потрясениями. То есть, если подросток резко сменил среду на некую новую культуру, с большой вероятностью можно сказать, что он в ней не останется. В ней он будет находится от полугода до полутора, после чего произойдет новая смена. Исключение: та самая смена позиции, роли в группе, которая была описана раньше. И далее снова так же.
Но это не значит, что на подобное переключение можно не обращать внимание, мол само пройдет — «перебесится», как иногда говорят в этом случае. Дело в том, что период от 15 до 18 лет — возраст, когда окончательно оформляется мотивационная структура человека, его набор ценностей. От того, в какую деятельность попадет подросток и что в ней будет формироваться, зависит и тот человек, который войдет потом в зрелую жизнь, то, что он будет нести с собой по жизни. Поэтому это важно: по каким средам пройдется подросток или юноша (девушка) в период «теоретика». Что отложится в это время в душе.
С точки зрения игр — это время увлечения различными отыгрышами. Становится интересно играть совсем другого человека, с иной логикой жизни и, следовательно, иным поведением. Именно это увлекает — побыть в другой шкуре, взглянуть на мир иными глазами. Выигрыш отходит на задний план, становится менее значимым. О задержках в развитии, как уже упоминалось, — позже. Неудивительно, что именно концепция отыгрыша наиболее популярна в Ролевом Движении, так как основной контингент играющих как раз и колеблется вокруг 17-18 лет. Понятно, что и в последующем цикле в 18-21 год эта тема еще продолжает быть достаточно актуальной, хоть и уступает доминирование. Данный период оптимален для формирования качеств толерантности личности, о чем стоит помнить педагогам, работающим с этой возрастной группой.

    Парадокс

    Протекает этот период с 18 по 21-ый год. Суть его в следующем: человек вдруг начинает осознавать, что те различные картины мира, которые он раньше себе представлял и осваивал, которыми увлекался, могут противоречить друг другу. Движение вещей может объясняться совершенно по-разному, и главное: совершенно не понятно из чего же все-таки надо исходить. А выводы из них часто являются прямо противоположными. Отсюда и парадокс.
В практике различают два типа подобных «парадоксалов»: страдающий и смакующий.
Первый тип очень переживает сам факт осознания противоречия. «С одной стороны получается так, а с другой ведь… — переживает он. — Что же делать?» В вариации педагогов типичен, к примеру, такой случай: «Мы не можем решать за ребенка, это будет манипуляция. Он должен решить все сам. Но когда мы его оставляем для этого, то его утаскивает «та самая» компания. Она-то им как раз и манипулирует. Это видно. Берет «на слабо» и т.д. Но ей на это плевать. А что делать нам? Так же активно вмешиваться и вытягивать из этого «болота»? Но это же выбор за него. Так нельзя. Поговорить? Так он этого не понимает. Ничего не делать? Тоже нехорошо».
В жизни такой парадоксал становится пассивным, склонным к рассуждениям или переживаниям. Его часто можно застать задумчивым, замкнутым. Не редко он подвержен угрызениям совести и занимается «самокопанием». Он весь внутри себя, и ведет себя подобно интроверту. У него всегда то одно, то другое. Зато если у такого человека развит вкус и навыки, то он легко создает интересные произведения искусства (стихи, песни, игры, рассказы, картины), так как противоречивость делает произведения искусства более глубокими. Советуем в это время этим и заняться. Тогда такой парадоксал из «непродуктивного» превращается в очень даже продуктивного, яркого и деятельного субъекта. Такая деятельность оптимально ложится на его потребностное состояние.
Смакующий парадоксал вовсе не грустит. «Смотрите, как прикольно выходит!» — вот его лозунг. Он с шутками и прибаутками раскрывает осознанные противоречия, в его рассказах полно юмора и сатиры. Он смотрит на ситуации как бы из вне, он подобен экстраверту, поэтому ситуации не ранят его, а скорее забавляют. Это не значит, что он не чувствителен, он просто — другой. Такой парадоксал тоже успешно может заниматься различными видами искусства, но его произведения будут иного жанра. Иногда с такими парадоксалами легко, так как они брызжут оптимизмом, тогда как страдающие парадоксалы отдают чем-то пессимистичным. Но иногда с ними становится трудно, так как они не могут остановиться в своем порыве все поддергивать и осмеивать, и потому начинают сильно раздражать.
Бывают и такие случаи, когда человек переключается с одного типа на другой: он то смакующий, то страдающий, и снова наоборот. Иногда это даже вполне управляемо. С такими типажами обычно легче.
Если у человека развито логическое мышление, то в этот период легко увлечься логическими противоречиями, аля «Ахиллес и Черепаха». Подобные задачки легко найти в курсе математики и физики. Если развито абстрактное, но не логическое мышление, то хорошо идет различный «сюр-реализм», и различные метафоричные произведения.
На играх этот типаж любит играть в философию, религию и т.д.. Без противоречивого метафизического плана игра кажется ему скучной. Человек ждет от игры взрыва переживаний по типу «нравственный выбор» или интересных небанальных размышлений, которые она стимулирует. В более простых случаях его удовлетворяет роль менестреля или «трактирного рассказчика».

    Синтез

    На этом этапе человек осваивает рамки применимости прошлых теорий и картин мира. «Это употребимо здесь, но не тут». Парадоксы исчезают, так как с наложением рамок исчезает и зона «наезжания» теорий друг на друга. Появляется эдакая мудрость, зрелость. Этап начинается с 21-го года и длится по идее до 24-ех, но фактически дольше. Более правильно говорить, что до этого этапа не все и «доплывают», но об этом позже. Мышление же осваивает именно это умение все «разложить по полочкам», ликвидацию противоречий.
На играх такие игроки редкость. Если у них есть еще и организаторские качества, то они превращаются в настоящих «жемчужин» для организаторов Игр. Они блестяще видят игровое пространство, какие процессы идут, в каких надо участвовать, а какие произойдут сами собой без непосредственного личного приложения сил. Это превращает их в очень сильных игроков, их удачно ставить на «королевство» или наоборот в оппозицию. Если с организаторскими качествами не очень, то это конечно хуже. Но и тут ценность игроков высока, так как их можно ставить советниками организаторов.

    СТРАННИКИ

    Далее в рамках концепции утверждается, что данные этапы свойственны не только возрастному оформлению, но и вообще освоению любой деятельности как таковой.
Допустим, я занялся психологией. Сначала я осваиваю круг понятий. Какое что значит. Это аналогично предметному этапу. Потом я осваиваю пространство использования этих понятий: где что уместно называть так, а не иначе. Это, понятно, пространственный этап. Потом я знакомлюсь с некоторыми логическими цепочками и построениями. Это — последовательность. Потом начинаю, понимать: где одни понятия завязаны, аналогичны, параллельны и т.д. другим. Это этап взаимодействия. Далее разрозненные кусочки связываются в единую картину, становится понятно, что и откуда, и что во главе всего. Откуда корни растут. Это этап поступка, и на нем начинается осознанная практическая деятельность с претензией на профессионализм. Претензия эта часто обладает чертами весьма сходными с подростковыми. Далее идет освоение альтернативных Школ и увлечение ими. Это этап теоретика. Потом некое замешательство и профессиональный «кризис», когда становится понятным, что все теории «так себе», это мы переползаем через «парадоксала». И, наконец, синтез — вот это уже истинный профессионализм. При этом если к этому времени я уже освоил иную сферу деятельности, скажем педагогику, или ту же игровую деятельность, то на этапе синтеза происходит упорядочивание и интеграция не только понятий той самой деятельности, освоение которой происходило, но и понятий, уже освоенных до этого. Понимание становится более широким и глубоким, увязывая явления различных сфер между собой.
«Странниками» несколько поэтично названы люди, которые раз пройдя по этой «лесенке», делают это снова и снова, осваивая различные области человеческих знаний и деятельностей, и в итоге, синтезируя все это, создают новое понимание, открытия, области применений и т.д.. Отсюда и название всей теории «Лестница Странников». Подразумевается, что раз прошедший по этой цепочке ступенек, второй раз двигается уже быстрее, так как подсознательно этот опыт перехода со ступени на ступень усваивается и используется.
Сразу укажем, что, соглашаясь с фактом освоения деятельности по этой цепочке, нам не кажется убедительным первоначальный обрыв ее на 24 годах. Авторов просто не хватило на дальнейший анализ. На основе теории неплохо описываются кризисы человека на ранних стадиях жизни. Но ведь на этом все не кончается. Хорошо известен кризис «тридцатилетних» и «сорокалетних». Наверняка они также связаны с особенностями мышления и мировосприятия соответственной возрастной группы. Но они не так гармонично ложатся в общую концепцию, вот их и предпочли проигнорировать, а зря. Тут надо продолжать работу. Уточнять характеристики кризисов и этапов, совершенствовать саму модель «лестницы».
Но как рабочая модель, даже то, что мы имеем сейчас, оказалось очень удобным в практической деятельности.

    ИНФАНТИЛЬНОСТЬ

    Уже не раз замечалось, что не редко наблюдаются случаи в задержке развития, когда взрослые люди демонстрируют психологические качества более ранних подростковых этапов. В Движении Ролевых Игр эти случаи весьма наглядны. Взрослые дядьки, как самые настоящие дети, увлеченно машут мечами, а на те же размышления их вовсе даже и не тянет. С точки зрения «Лестницы Странников» это объясняется тем, что данные дяди «не доиграли в детстве», а говоря более научно — не проработали достаточно полноценно соответствующего этапа на «лестнице», в данном случае — взаимодействие и поступок. Происходит это потому, что наша Школа не нацелена учитывать данную потребностную сферу, и те формы работы, которые она навязывает, не соответствуют этим этапам развития мышления. Кстати, по той же причине в подростковом возрасте она часто демонстрирует провал в эффективности работы.
Если же человек «не добрал» на одном этапе, ему трудно проходить и через следующий. Например, не набрав разных теорий, трудно осваивать и стадию парадоксалов, так как просто не хватает концепций для «наезжания друг на друга», отчего собственно и возникают эти самые парадоксы. То же самое относится и к более ранним стадиям. Не пройдя этап последовательностей, трудно осваивать этап их взаимодействий. Нельзя сказать, что этапы эти не идут вообще. Идут, но как-то куце.
Ощущая эту нехватку, человек как бы проваливается на раннюю стадию и начинает жадно добирать то, что в свое время упустил. Вот и носятся мужики с мечами. В большинстве случаев это проходит. Поднабрали, остыли — пошли далее. Поэтому в Ролевом Движении и наблюдается такая огромная ротация активистов. Люди просто перерастают. Только иногда происходит зацикливание, когда радость подобной жизни, соответствующей внутренней потребности человека, входит в противоречие с затхлой повседневностью, не несущей никакой радости. Человек тогда стремится убежать в мир этой радости как бы навсегда. Она, правда, все равно уходит, так как наполняется потребностная сфера, но у человека именно такая жизнь начинает ассоциироваться с полноценной, и он стремиться вернуться к ней вновь и вновь. Если удается создать устойчивую субкультуру подобных лиц, то может происходить зацикливание в таком «детском провале», так как среда способна удерживать людей на определенной ступени лестницы. Подробней об этом позже.

    КРИТИКА

    Познакомившись с теорией, мы, как ребята въедливые, не отказали себе в удовольствии попробовать ее «на крепость».
Первое, на что мы обратили внимание, — это на неочевидность типичности для определенного возраста именно указанных, и не какого-либо иного набора характеристик, действий и деятельности. Скажем, ребенок в возрасте 3-4 лет с удовольствием моет посуду. Это же последовательность! Как она тут оказалась? В процессе обсуждения вылезли два подхода, снимающие данное возражение.
1. В психологии делят понятия деятельности и действия. Деятельность состоит из действий, но не любая цепочка действий образует деятельность. Деятельность имеет внутренний смысл иногда осознаваемый, тогда деятельность осознанная, иногда нет, тогда она ведома подсознанием. Так вот, «Лестница Странников» имеет отношение именно к цепочке деятельностей. Уровень действий (возможно, что характеристики могут быть там подобными) осваиваются в иных временных границах. Поэтому ребенок может и мыть посуду (последовательность), и вырывать ложку, а потом смотреть, что будет (взаимодействие), и устраивать истерики («круги по воде»), и даже представать перед нами в качестве философов-теоретиков и парадоксалов. Но все это происходит на уровне действий, в очень локальных проявлениях. Деятельностные же проявления определяют менталитет возрастной группы.
2. Второй подход обращает внимание на то, что этапы не сменяются резко и дискретно. Новые мышленческие качества зарождаются еще на предыдущих этапах. Они постепенно набирают высоту и достигают максимума на середине указанной возрастной границы. После этого также постепенно начинают спадать. По форме они могут напоминать классические синусоиды, или скорее «колоколы Гаусса» (уж больно много процессов в природе описывается этой синусоидальной кривой). Если для каждого из указанных качеств-признаков соответствующей ступени мы нарисуем такой «колокол Гаусса» (высота-амплитуда по ординате), распределив его на временной оси (абсцисса), то получим «плетенку» хорошо отражающую, происходящее в психике человека на различных временных этапах (смотри рисунок №2.) Напротив определенного интересующего нас года, мы можем нарисовать вертикальную линию, которая пересечет различные «колокола» на разных высотах. Таким образом, мы можем получить столбчатую диаграмму распределения разных типов мышления (из рассмотренных выше) для каждого возрастного периода (смотри рисунок №3.) Каждому периоду будет соответствовать не один типаж, как мы рассматривали ранее, а некая иерархия типажей, что более хорошо согласуется с практикой. Мы увидим распределение типов мышления и поведения, понимая, что в динамике человек демонстрирует то одно, то другое, но все-таки определенное доминирование одного над другим каждый раз имеет место, если рассмотреть не конкретный момент, а некий достаточно большой промежуток времени. Надо отметить, что этот второй подход оказался очень удобным для практического применения и получил у нас широкое распространение как в анализе характеристик конкретной личности, так и в оценки общего типажа группы при планировании, скажем, определенной игры, так как становится понятным, какой процент каких фонов и сюжетных линий необходимо закладывать для данной группы.
Второе, на что мы обратили внимание, — это на обрыв лестницы на рубеже 24-х лет и не логичность этого в связи с продолжающими возрастными кризисами. Но об этом уже говорилось ранее.
Короче: модель не бесспорна. Но как «Первое приближение» оказывается куда более удобной в практическом применении для педагогики, чем многие другие, включая таблицу Эльконина, хотя в свое время и эта степень приближения была прогрессивной.

    ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

    Есть и еще один аспект теории «Лестницы Странников», который весьма любопытен. Известно, что плод в утробе матери повторяет некоторые этапы эволюционного развития человека как вида. Интересно рассмотреть гипотезу, утверждающую, что человек в своем психологическом развитии повторяет этапы исторического развития, если отслеживать смену менталитетов от эпохи к эпохе. Проиллюстрируем это утверждение.

    Древность

    В эту эпоху человеческого развития доминирует мышление первых двух этапов «Лестницы Странников»: предмет и пространство. Первобытная магия очень предметна по своему духу. Меня всегда поражало, как ребенок удовлетворяется на свой вопрос: «Что это?». Получив ответ типа: «Это троллейбус» или «это телевизор», ребенок отстает. Как будто от того, что он получил название, что-то стало понятнее. Но с точки зрения «Лестницы Странников» — это нормально, так как идет предметное освоение действительности, то есть достаточно знать свойства предмета (типа: едет, показывает и т.д.) и его название. Первобытное магическое мышление очень похоже. Люди воспринимают предмет, как он есть. Меч, который рубит все и не ломается, — понятно, магический меч. А вот оберег. Он спасает и все. Как он работает — не важно, это дело колдунов и кудесников; дух в нем просто сидит особый (отсюда и личное имя предмета). Кстати сами колдуны также воспринимаются предметно, как особые люди, умеющие нечто не то, что все. Такое же большое значение уделяется названиям. Понятия истинных имен, похищения имен и т.д. очень распространенный мотив древних представлений.
Также интересно рассмотреть литературу того периода. Здесь уделяется просто гипертрофированное внимание деталям и предметам. Очень внимательно описываются оружие и одежда, окружающая природа и т.д.. С чем бы мы не столкнулись: со скандинавской сагой, русским былинным эпосом, гомеровскими эпопеями, индийской Махабхаратой, или даже «Гайаватой» Лонгфелло (с учетом того, что он пытался делать стилизацию под индейские предания) — везде одно и то же — огромное внимание детали и предмету. Все, что вылезает из первобытных отношений, демонстрирует это качество.
Язычество же, доминирующее в эту эпоху, очень пространственно. Водяной сидит в воде, леший в лесу, домовой в доме и т.д. Весь мир воспринимается как пространственное распределение. Это очень типично и для ребенка. И наоборот, ребенок по своей психологии очень мистичен: легко верит в духов, волшебников, магию и т.д.. Но вернемся к древности…
Постепенно возрастающая линия последовательности находит отражение в деяниях героев — более поздний мотив, кстати; и культуре магии, построенной на действии, часто строго регламентированном. Понятно, что выполнять его достойно могут лишь продвинутые представители рода людского, то есть опережающие в мышлении — шаманы и жрецы. Поколдовать по мелочи можно и самому, а если что-то серьезное, к ним — кудесникам.
В принципе совпадение первобытного менталитета и менталитета ребенка было замечено уже давно, и про дикарей говорили: они как дети.

    Средневековье

    Эта эпоха характеризуется следующими двумя ступенями «лестницы»: последовательностью и взаимодействием. Рыцарь едет выполнять строго определенную последовательность. Вообще средневековая хроника становится весьма скупой на детали в противовес предыдущей эпохе, но зато страшно дотошной, порой до скукоты, в вопросах того, что и зачем (в смысле: в каком порядке) происходило. Детальность проявляется не в описании предметов, а именно в этой дотошности изложения порядка событий. Это все проявление увлечения «последовательностью» в изложении. Кстати, уже по этому признаку можно определить, что Библия — чисто средневековое произведение.
Интересно, как бы описали те же события, скажем поход Моисея на Синай, в той же древности? Нам бы описывали во что был одет герой, как он ступал на камни, какая под ним была почва, какие звуки слышал. Всему этому уделялись бы целые страницы. Забегая вперед, скажем, что и в последующие эпохи этот материал был бы оформлен совершенно иначе. Достоевский (очень «парадоксальный» писатель, потому и столь популярный нынче на Западе) описал бы, как мучился Моисей, какие бы сомнения испытывал, как несколько раз поворачивал бы назад и т.д.. Но средневековых хронистов это все не интересует. Они увлеченно рассказывают, что следует за чем, опуская и те, и другие подробности. Зато мы можем долго читать о том, кто и кого породил…
Наш былинный эпос, находясь на границе древности и средневековья, демонстрирует оба набора качеств. Про детальность уже говорилось, но и последовательность сразу бросается в глаза. Все богатыри вертятся в рамках одних и тех же алгоритмов последовательности: набирают силу, потом не редко «балуют»; встречаются с «каликой», который и наставляет их «на путь истинный»; добывают оружие и коня; уезжают от родного очага на службу к князю, по дороге совершают подвиги; проходят «испытание» сомнением со стороны дружинников князя, защищают русскую землю от набегов поганых и т.д.. Потом детальность («берет в белы ручки каленую стрелу, да натягивает тетиву тугого лука») пропадает, а изложение из эпоса превращается в более сухую средневековую летопись.
Сам по себе факт вытеснения языческих представлений с их пространственной доминантой так называемыми «религиями спасения» (от христианства до буддизма) указывает на доминанту последовательности. Ведь спасение подразумевает как раз определенный алгоритм действий, некую последовательность, которой должен придерживаться спасаемый. Даже биполярная картина мира, которая оформляется в ту эпоху, так же «работает» все на то же: биполярность задает ось, вдоль которой и задается направление движения (в одну сторону — к Богу, в другую — к Дьяволу).
Более сложен случай со взаимодействием. Тут впереди также оказываются наиболее продвинутые и духовные, по общему признанию, того времени люди — священники. Именно они раскрывают взаимосвязь понятий, что любовь, например, к Богу, и любовь к людям — это одно и тоже. Открытие, между прочим, для людей, перелезающих от этапа последовательности к следующему.

    Новое и новейшее время

    Эпоха первых буржуазных революций и вообще оформление буржуазного менталитета, это очевидно время царствования «поступка». Собственно за право каждому совершать эти поступки и разгорается борьба «за свободу и равенство». Буржуазное общество, либерализм — это культ «людей поступка», о чем нам постоянно напоминают истории дельцов того времени, а также культ отношений, гарантирующих максимальное проявление именно этих людей.
Интересно также и другое наблюдение: распространение такой формы наказания как тюрьма. Раньше эта форма тоже была, но она была не доминирующей, по крайней мере для простонародья. Ранее приковывали к галерам, отрезали носы, пороли…Да, бывало и в яму кидали, но случалось это сильно реже, чем иные типы наказания, и то чаще всего в качестве предварительного заключения или в качестве казни. Теперь же тюрьма, как форма наказания, завоевала умы и стала фактически всеобщей. Почему? Да потому, отвечают нам, что в тюрьме человек лишен возможности совершать поступки, а именно это рассматривается как основная ценность, которой и стремятся лишить. Возможно, возможно…
Обычно эпоху характеризует пара ступеней из «Лестницы странников». За поступком следует гипотеза, то есть эпоха «теоретиков». И что мы видим? Эпоха индустриального общества (или империализма, если кому-то больше нравится так) как раз и демонстрирует доминирование менталитета «теоретиков». Коммунисты, нацисты, анархисты, фундаменталисты и т.д. — здесь есть много «всякой всячины». Все непреклонны, идейны, упрямы и не желают иной жизни. И в то же время порою их как будто переключают с одной программы на другую. Это смотрится очень удивительно. Бывшие белые становятся ярыми коммунистами, а бывшие коммунисты потом столь же фанатичными демократами. Но если мы вспомним поведение подростков и юношества в период «теоретиков», все быстро встает на свои места. Проявление последнего «дыхания» «теоретиков» сегодня — это воинствующий либерализм или «рыночный фундаментализм», как удачно окрестил его Дж. Сорос.

    Современность

    Сегодняшняя постиндустриальная эпоха — это время парадоксалов. Просто до анекдота смешно как шарахаются из стороны в сторону представители сегодняшнего парадоксального менталитета: «талибы ужасны, это террористы — бомбить их». И полетели самолеты сбрасывать бомбы. «Но ведь там гибнут дети и женщины, мирное население!» И снова полетели самолеты, но уже «сбрасывать ящики» с гуманитарной помощью. «Но помощью пользуются террористы — это не допустимо!» Снова летят самолеты сбрасывать бомбы и т.д.. И так во всем. Вот «с экологией беда» — закроем фабрики. «Но так людям нечего есть, у них нет иных рабочих мест» — фабрики снова открыли. «Но ведь загрязнения продолжаются, надо что-то делать» — снова закрыли. И так, повторим, во всем. О педагогических проблемах вокруг темы «манипуляции» я уже рассказывал. Общество шарахается из стороны в сторону, менталитет же ищет рассказов о актуальном для себя и находит того же Достоевского, о чем уже упоминалось.
Эпоха парадоксалов — время непоследовательных и колеблющихся. Это время настает сегодня, и мы видим массу его проявлений. Люди легко скатываются то в одно, то в другое — достаточно показать яркое проявление соответствующей стороны.
Но наступающая эпоха будет рождать все больше и больше людей следующей ступени — синтеза, так как проявление этой волны, очередного «колокола Гаусса» все ближе и ближе. Это вселяет оптимизм. «Грядет эпоха странников!» (правда не так уж и скоро в ее массовом проявлении, но ведь приближается…) Очень поэтичный получился слоган, но ведь и смысл после всего прочитанного должен быть уже вполне понятен читателю.

    Опережающие время и отстающие от него

    Более правильно было бы описывать эпохи через диаграмму наложенных друг на друга «колоколов Гаусса» и составления столбчатых диаграмм, подобно тому, как мы это делали, изучая психологию отдельного человека. Такая картина была бы более точной и подробной в отражении действительности.
В обществе в одно и тоже время присутствуют представители менталитетов «разных» эпох и взаимодействуют между собой. Доминирует одна, иногда две (в момент перехода), но реальный исторический процесс образуется из взаимодействия всей палитры. Эпоху определяет доминанта, а вот потенциал для развития — опережающие эпоху, отстающие же способны навязать реакцию и также существенно влияют на траекторию всего общественного движения. Недооценивать все это нельзя.
Поскольку в истории менталитеты зарождаются и вызревают постепенно в лонах старых, то всегда находится некоторое число людей, опережающих свою эпоху. Если эти люди сильно опережают свой век, их, как правило, не понимают, порой боятся или презирают. Если люди способны использовать свое необычное для эпохи мышление во благо себе или другим, совершить открытия и создать нечто совершенно невозможное — порой их воспринимают как святых, гениев и т.п., порой уже после смерти (иногда существенно «после»). Но все равно таким людям тяжело живется, и они чувствуют себя одинокими. Если же люди опережают время не так сильно, и уже нарастает та новая волна, которая вскоре перевернет доминанту в менталитете народа, то такие люди становятся знаменем для новых поколений. Их как раз понимают, понимают их авангардизм и чтут их за это. Таким легче, так как признание — есть энергетическая подпитка для большинства людей, способная «заряжать» и двигать вперед.
Вообще-то доминанта эпохи способна останавливать большинство на своей ступени или, вариант, возвращать назад к ней убежавших вперед. Вся структура общества «заточена» под этот менталитет. Экономика, политика, быт, господствующие идеологии поддерживают именно этот доминирующий менталитет. Поэтому среда играет активную роль в продвижении или не продвижении людей по «Лестнице Странников».
Поскольку различные народы и даже субкультуры развиваются не равномерно, то это верно и для отдельных групп людей, которые, сложившись в устойчивую среду со своей традицией жизни, способны подтягивать одних, но в то же время, вполне возможно, и замедлять движение других.
Это явление лежит в основе зацикливания некоторых лиц в рамках Ролевого Движения, о чем уже говорилось ранее, причем «зацикливание» в различных группах происходит на разных уровнях «лестницы», в зависимости от соответствующей среды, то есть группы игроков и соответствующей субкультуры. Не даром хронисты ролевого движения отметили, что некоторые этапы истории и существующие ныне круги соответствуют по менталитету феодальному вассалитету (команды вокруг местных «баронов»), эпохе Возрождения («масочный карнавал одиночек»), реформации («катарсисные игроки») и т.д.. В нормальном случае человек меняет эти позиции и среды. Но сама по себе среда стремится удерживать свой уровень (через традиции, принятую идеологию и нормы поведения, иногда через созданные институты прямого давления), и если человек не желает уходить, начинает тормозить и зацикливать.
Есть и круги, опережающие сегодняшнее «время теоретиков и парадоксалов», группы «синтеза», поэтому к понятию «зацикливание» надо относиться осторожно, хотя для внешней доминанты это смотрится именно так.
Впрочем, «Лестница Странников» не единственный фактор, определяющий соотношение и менталитет отдельных групп в рамках Ролевого Движения. Столь же существенным фактором является и приверженность ценностям исторической традиции и национального характера, связанной с географией и историей страны. Но об этом мы здесь распространяться не будем, отметив только, что рассмотрели все это исключительно в качестве примеров взаимодействия среды и личности, движущейся по «Лестнице Странников» вперед. Возможно, кому-то будут ближе совсем другие примеры.
Примерно такой же процент, как и опережающих время, в силу того же «колокола Гаусcа», будет количество людей, отстающих от эпохи. Им тоже не легко, и чем больше они отстают, тем сложнее и сложнее. Но зато именно им легче всего понять прошлое, и как историки и реконструкторы они могут играть очень существенную роль.

    Культуры

    До кучи добавим, что некоторые сторонники теории утверждают, что вместе с соответствиями «ступенек лестницы» историческим эпохам проглядываются и соответствия в типах существующих культур. Так первым двум ступеням соответствует современная массовая культура, мода и т.д.. Вторым двум ступеням соответствует классическая традиция, когда культурное произведение создается по принятым незыблемым канонам. Это классические произведения в культуре. Третьей паре соответствует модерн, андеграунд, абстракционизм — все то, что ломает и выворачивает по-новому. Ну, а культура четвертой пары только формируется. Пост-модерн — это уже что-то парадоксальное, но культура оформляется парами, и пока не появилось то, что задает синтез, до полного оформления новой культурной традиции еще далеко.
Все созданные когда-то в прошлом культуры существуют в обществе, вошли в ее «плоть» на соответствующем историческом этапе. Каждая эпоха в этом смысле обогатила человечество соответствующими культурными традициями. Причем когда общество входит в новую эпоху с новым менталитетом оно, как и полагается по теории, вынуждено двигаться в этом освоении от самых нижних ступеней к верхним. И тогда общество вновь переживает эпоху массовой культуры, потом нового осовремененного классицизма (классикой становятся уже новые типажи произведений), потом новый модернизм и т.д.. Соответственно общество странников будет регулярно «пользовать» все эти культурные традиции.
Не знаю. Я — не культуролог. Но вот есть еще и такая вариация теории.

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Под конец отметим, что концепция «Лестницы Странников» плотно утвердилась в качестве теоретической базы в рамках определенных кругов педагогического и ролевого сообщества. Такой ее успех вызван прежде всего удобностью в практическом применении. Она оказалась удачным инструментом как для разработки отдельных игр, так и для характеристики определенных сторон поведения и деятельности подростков и юношества; как для работы с внутренними психологическими кризисами, так и для анализа различных социальных сред и «субкультурок» и определения их места в сегодняшнем обществе. Модель эта кажется нам еще не завершенной, но, тем не менее, вполне рабочей. Будет приятно, если читатель, познакомившись с «Лестницей Странников» продвинулся в осмыслении тех вопросов, которыми озадачен и он сам. Рады были помочь.
Счастливо.

Социализация. Возрастная периодизация. | Методическая разработка (старшая группа) на тему:

«Активность социальная или солнечная? Принципы периодизации советского кино»

Мы публикуем фрагменты лекции Марианны Петровны Киреевой на тему «Активность социальная или солнечная? Принципы периодизации советского кино», которая состоялась весной в рамках цикла публичных кинолекций по истории кино, организованного Киношколой им. МакГаффина и «Полит.ру».

Следующая публичная лекция состоится 7 июля в павильоне «Школа» Парка искусств «Музеон», выступит Максим Кузьмин, тема лекции — «Кинотеатральная дистрибуция. Прокат-«самокат».

Марианна Киреева – историк кино, режиссера, обладатель премии «ТЭФИ» за лучший телевизионный документальный фильм, руководитель студенческого телеканала факультета журналистики РГГУ. Также М. Киреева – автор монументального 13-серийного труда «Антология российского кино» (при участии Е. Марголита) о людях и фильмах отечественного кинематографа от его зарождения до наших дней. Это первая в нашем киноведении попытка создания типологической истории сюжетов российского кино. Вычленив ряд ведущих сюжетных моделей, автор прослеживает их метаморфозы на протяжении практически столетия – с 1908 по 1993 год.

Видеозапись онлайн-трансляции:

Марианна Киреева: Я сегодня хотела бы поговорить о принципах периодизации советского кино, о том, что

советское кино, как и любой кинематограф, на самом деле организм живой, движущийся и растущий по своим собственным внутренним законам.

И поэтому когда мы пытаемся впихивать его в какие-то рамки, нужно всегда помнить, что любые внешние рамки условны; они не более размера в музыке, который задает некую метрическую основу, но все-таки поверх него существует гораздо более ритмически сложная и по своим законам движущаяся и переливающаяся мелодия.

Вот этого-то понимания мы в традиционной периодизации кино и не видим. И мы с присутствующим здесь и уже читавшим здесь лекцию Евгением Яковлевичем Марголитом хотели бы предложить свой вариант таковой. Он явился следствием работы над сериалом «Антология российского кино», позволившим отсмотреть очень большой объем кинолент подряд. И уже к серии второй-третьей возникло ощущение, что

кинематограф наш живет по каким-то своим внутренним законам, и внешние воздействия на него могут оказывать свои влияния, но они не являются определяющими

и не настолько значимы для движения процесса, как это было принято считать раньше. И вот эта

абсолютизация внешнего воздействия – наша претензия номер один к традиционной периодизации.

Традиционно считалось, что советский кинематограф, что называется, «продажная девка социализма»; некий идеологический придаток к советской власти, который действует исключительно по отмашке «оттуда». И именно в этой последовательности: идеологический тезис – экранное воплощение (при этом знак оценки того или иного события со временем мог меняться. Ранее полагалось, что 1917 год и национализация кинопроизводства в России – это хорошо; потом стало считаться, что это плохо, но ощущение внешнего вмешательства как некоего определяющего момента творения никуда не ушло). Однако ж вот какая штука:

даже когда вмешательство свыше в кинопроцесс действительно было, то это не делалось на уровне разработки предписанного сценария.

Например, вот такая история: «дедушка Сталин» очень любил фильм «Чапаев» и смотрел его где-то раз сорок, если не ошибаюсь, требуя его раз от разу на свои кремлевские киносеансы. И потом, тыкая пальцем, говорил Довженко, который взялся делать «Щорса»: «Вот и вам так надо делать». Но при этом «Чапаев»-то появился, что называется, сам по себе. Он не был рожден некоей директивой «дедушки Сталина» или кинокомиссии ЦК, он возник самостоятельно и лишь затем был воспринят ими как образец для подражания. То есть даже в таком очевидном случае нет прямой линейной зависимости «партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть».

Или вот такая же ситуация с обратным знаком. XX съезд КПСС, весна 1956 года. Естественно предположить, что Никита Сергеевич (объявивший там о реабилитации заключенных и пересмотре предыдущей истории Советского Союза) там же дал отмашку кинематографу, и тогда только стали появляться фильмы «про это». Однако фильмы «по отмашке» выглядели откровенно неуклюже (помню, как радостно смеялся наш курс, когда мы смотрели финал басовской «Тишины», где в конце появляется нефтяная скважина имени XX съезда и все бурно и радостно водят вокруг нее хороводы). Такой пример линейной зависимости кинематографа от решения партии называется просто — «конъюнктура» (пусть даже с самыми хорошими намерениями сделанная).

А вот фильм, который действительно созвучен по духу тому, что было сказано на XX съезде; про то, что нужно освободить человека и разрешить иметь ему свой собственный голос, назывался «Земля и люди» (режиссер Станислав Ростоцкий) и появился он раньше, где-то за полгода до XX съезда. Он был закончен, валялся и не выпускался, и XX съезд просто разрешил ему быть, что называется.

Фильм предвосхитил и аккумулировал некие настроения, уже созревшие в обществе, независимо от того, были они потом озвучены с высокой трибуны или нет.

Более того, настроения, которые привели к проведению XX съезда – то, что нужно назвать клеветников клеветниками, по возможности набить им морду и вернуть тех, кто был изгнан по доносам клеветников, к нормальной жизни – это есть уже в картинах 1954-1955 годов, когда никаким XX съездом еще не пахнет. Но внутренняя потребность общества в этом уже существует, и она воплощается в целый ряд такого рода фильмов. Кстати, первым это примечательное свойство кинематографа «предсказывать будущее» подметил блистательный немецкий историк и теоретик Зигфрид Кракауэр – в книге «От Калигари до Гитлера».

Но, если всмотреться, то и внеидеологические внешние моменты не могут считаться для движения нашего кино полностью определяющими.

Вот, скажем, такая и впрямь эпохальная веха, как приход звука в 1931-м году, традиционно выступающая водоразделом во всех учебниках по истории нашего кино. Да, эта смена технологии действительно радикально изменила стиль кинолент. Но вот какая, к примеру, история: снятые еще в 1930-31-м (и независимо друг от друга) «Ледолом» Б. Барнета и «Земля» А. Довженко по монтажу и ритмике выглядят уже совершенно как ленты звуковые; то есть, потребность в звуке возникает раньше, чем его возможность. Отсюда –

наша претензия номер два к традиционной периодизации советского кино: моменты внешнего воздействия на кинопроцесс полагаются ею чем-то вроде водонепроницаемых переборок на подводной лодке или же брандмауэра в театре.

Появляется некая дата, упал этот занавес – и все, что до него было, отсечено. После него появляется нечто совершенно другое, и эти два периода никак между собой не сообщаются. Однако и это не вполне так.

Если, скажем, 1919-й год с его национализацией кинопроизводства – такой вот брандмауэр, напрочь отсекающий русское кино от кино советского, то тогда не понять, что у нас на самом деле творится всю первую половину 1920-х годов. И это дает серьезные ошибки в классификации того, что мы перед собой имеем. Вот фильм 1923 года «Красные дьяволята» (это то, из чего потом Кеосаян с Ермолинским сделали «Неуловимых мстителей»). Его традиционно числили по разряду «советского вестерна». Но, кроме изобилия лошадей, там от вестерна, если приглядеться, ничего нету. Зато сериальность (а «Красные дьяволята», как и «Неуловимые мстители», были сериальными, серий было штук шесть) есть первый признак чего? – авантюрной драмы. Там и переодеваний, и всяких фокусов с «засланными казачками» очень много, что тоже выдает принадлежность именно к авантюрной драме, а нужно понимать, что именно авантюрная драма была излюбленным жанром аудитории раннего русского кино, особенно году в 1914-м, когда с началом Первой Мировой мы перестали получать кино из-за кордона и нам пришлось делать своих собственных «Фантомасов».

И, когда появилась возможность возобновить нормальное кинопроизводство, когда закончились разруха и бардак, вызванные Гражданской войной, кино просто восприняло на уровне фабул советскую тематику, а, по сути, начало воспроизводить те сюжеты, с которыми оно благополучно жило до 1917-го года.

Или вот знаменитый советский боевик 1925-го года «Медвежья свадьба» — экранизация пьесы Луначарского, написанной по мотивам новеллы Проспера Мериме «Локис». Это был боевик номер один. У меня бабушка в ранней молодости зарабатывала музиллюстраторством под немые фильмы, и я у нее как-то поинтересовалась, что смотрели из наших фильмов. Она, не задумываясь, ответила: «Конечно, «Медвежью свадьбу», народ кассы сносил!». Считалось, что «Медвежья свадьба» так популярна потому, что сделана по канонам импортных немецких «ужастиков». Там главный ужас в том, что граф-вампир загрызает свою жену; при этом у них большая чистая любовь, но когда он девушку видит, он удержаться никак не может и все равно ее в итоге загрызает. Но если присмотреться и поскрести, «Медвежья свадьба» — это классическая салонная драма из русского кино образца где-нибудь 1916-го года, где главный интерес – плохой финал. Вот пожалуйста – 1925-й год, с момента национализации прошла куча времени, а кино по-прежнему воспроизводит сюжетику 1916-го года.

Или, допустим, такая судьбоносная веха, как начало Второй мировой войны.

1941-й год, а наше кино как бодрый бравурный оркестр, который разогнался так, что остановиться не может, продолжает клепать агитки в духе оборонного фильма.

Даже не потому, что он технологически и физически не может себя перестроить – он должен как бы доиграть то, что начал, он должен доиграть традицию нашего оборонного фильма 30-х годов.

А что такое наш оборонный фильм? Это война как праздник: после того, как мы повоюем, станет окончательно хорошо, и поэтому каждый правоверный советский человек должен радостно ожидать момента нападения на нас врага. И уезжать на войну надо с песнями под гармошку и с цветами, и провожающие плакать ни в коем случае не должны, потому что они тоже понимают, что это праздник долгожданный… и вот таким диким, страшным контрастом с наличной реальностью эту тему наше кино доигрывает примерно до конца 1942-го. Потому что, как и в предыдущих примерах, есть некая тенденция, какая-то фраза, которую, разогнавшись, оно просто обязано договорить до конца.

Претензия номер три, которая у нас возникла к традиционной периодизации: в ней фильмы полагаются дискретно набросанными точками.

При разговоре о творчестве отдельно взятого режиссера, внутри него какая-то связь, некая эволюция еще худо-бедно возможна. Либо зависимость между фильмами возможна только линейная, когда «b» следует из «a», «с» из «b». Если они хронологически жестко следуют друг за другом, если студия ли, режиссер ли, что называется, списывают у другого. Вот режиссер «Х» сделал нечто успешное, другие студия с режиссером почесали в затылке, и через два года сделали точно так – такое вот линейное движение. Но когда мы стали смотреть наше кино большим объемом и на протяжении большого времени, выяснилась интересная вещь: это

движение на самом деле нелинейно, а фильмы со сходными сюжетами появляются одновременно парами-тройками, а то и целыми кластерами.

Вдруг синхронно, в интервале от двух-трех месяцев до года (синхронно же они запускаются и делаются, и, следовательно, проблема списывания друг у друга не существует, физиологически люди этого сделать не могут), появляются фильмы с совершенно одинаковой сюжетикой, и сюжетика эта опять затрагивает самые глубинные слои мироощущения социума как такового.

Здесь пора разделить понятие сюжета и фабулы для того, чтобы было понятно, о чем идет речь. Фабула – это собственно история, которая происходит в данном конкретном фильме, история о том, скажем, что «Маша любит Васю, но у них из этого ничего не выходит». Сюжет – это уже то, о чем посредством этой фабулы режиссер хочет нам сказать. Так вот, при разнообразнейшем наборе фабул в одно и то же время синхронно появляются пучки фильмов одинаковой сюжетики.

Совпадения бывают просто поразительные, и происходить это может в любое время и в любом месте. Скажем,

в 1935 году таким модным сюжетным трендом становится призыв «пойди и убейся»; грубо говоря, одна сплошная история Павлика Морозова,

варьирующаяся на разные лады – советский человек, который в любую секунду готов погибнуть, принести себя в качестве краеугольной жертвы в фундамент будущего Города Солнца. Жесткая советская идеология?

Но вот, к примеру, в 1980-м году, когда давление идеологии уже отнюдь не такое жесткое, появляются два фильма, внешне абсолютно друг на друга не похожие, а по сути, сделанные про одно и то же: «О бедном гусаре…» Эльдара Рязанова и «Охота на лис» Вадима Абдрашитова. Вот всем вам памятный бравый гусар Станислава Садальского, который по стечению обстоятельств начинает вдруг думать, бунтовать и готов выдраться из привычной колеи хоть бы и ценою собственной жизни. А вот в «Охоте на лис» герой Гостюхина – современный пролетарий, у которого «все, как у людей». А еще он занимается спортом, потому что должен такой человек, естественно, спортом заниматься, вот только спорт у него несколько экзотический – «охота на лис». Это спортивное ориентирование, когда получаешь на свою рацию некий радиосигнал, и ты должен найти посредством пробега по местности, откуда сигнал идет. Сценарист А. Миндадзе превращает это в очень аккуратно сделанную метафору человека, который по этой жизни бежит, ведомый неким сигналом извне. Далее происходит криминальный момент: человеку просто морду набили в городском парке, когда он возвращался с работы, два подростка. И в результате этого «набития морды» и удара по голове с ним начинает что-то происходить, он начинает думать, осмысливать свою жизнь, и приходит абсолютно к такому же выводу, как и герой, которого играет Садальский: что так жить, бегая по не тобой придуманной колее, дальше невозможно.

Как это объяснить? Мистикой? И это не единичный случай. Я могу навскидку привести таких примеров очень много. Вот крайнее проявление, когда такое совпадение разведено даже пространственно. 1923-1924-й годы. У нас появляется знаковый фильм «Мистер Вест в стране большевиков» (который на самом деле тоже доигрывает авантюрную драму образца раннего русского кино), числится одним из начал нашего классического кино. А очень большая группа наших кинематографистов, естественно, с приходом советской власти уезжает в эмиграцию. И во Франции в 1923-м году Александр Волков со звездами нашего немого кино Мозжухиным и Лисенко делает авантюрную драму «Проходящие тени». Как вы понимаете, абсолютная чистота эксперимента в том смысле, что ни Кулешов о работе их группы, ни они о работе Кулешова знать не могут никак. Но если соскрести фабульные различия этих двух историй и посмотреть несущую сюжетную конструкцию, получится, что совпадения совершенно поразительные.

Или объяснять такие вещи мистическими совпадениями, или говорить о том, что на сюжетном уровне движение кинематографа объясняется собственными глубинными закономерностями и источниками энергии.

Нелинейной зависимостью сюжетов начинает объясняться очень многое. Еще раз говорю: прямым вмешательством идеологии, допустим, можно объяснить то, что у нас в 1938-1939 году под кальку с фабульной точки зрения штампуются биографии великих деятелей: Щорс, Александр Невский, Минин и Пожарский, единые в двух лицах, Петр I… Но все эти великие люди сюжетно – это такие ипостаси великого Отца народов, который занимается построением светлого общества, где он – единственный отец для всего народа, заменяющий всех биологических отцов, и все – его неразумные дети. Какая у неразумных детей главная обязанность? – хорошо себя вести и быть готовым делать то, что папа скажет; тогда все будет хорошо, будет «мир на земле и во человецех благоволение». То, что такая конструкция могла быть предопределена идеологическим давлением, это мы предположить можем.

Но чем тогда объяснить, что буквально рядом, на расстоянии вытянутой руки, начинает делаться кино (и не одно оно!) с совершенно другим посылом? Вот «Возвращение» Яна Фрида, которого мы знаем по той же «Собаке на сене» — человек в свое время ушел в такие вот костюмные драмы, как дело более спокойное, да там благополучно и остался. Но в 1939-м (выходит в 1940-м) им делается абсолютно потрясающая мелодрама «Возвращение». Там мама с папой в свое время поссорились: папа (Николай Симонов) – полярник, он одержим работой, не хочет заниматься семьей в той мере, в какой этого хотела бы мама. Он уезжает на свой Северный полюс, а мама, бабушка и еще какое-то количество женщин остаются с маленьким сыном этого героического полярника. И вдруг на какой-то стадии мальчик начинает требовать от них законного биологического отца, а они все начинают хором кричать: «Да зачем он тебе нужен, когда у тебя все есть, у тебя есть мы, у тебя есть это, это, это?!» — подразумевается, что и там есть отец – Отец народов. Но возникает огромнейшая потребность в отце своем собственном, которого никто и ничто, даже дедушка Сталин, заменить не может. Заканчивается все тем, что они мирятся, сын обретает отца, отец – сына и всю семью, и происходит слияние и подлинное единение – в отличие от навязанного единения извне.

И рядом фильм с похожей сюжетикой — «Моя любовь» с Лидией Смирновой в главной роли и с замечательным «саундтреком» Исаака Дунаевского. Героини Лидии Смирновой домогаются два парня одновременно, она вроде одного отличает больше, второй не у дел. Но потом в этот любовный треугольник вмешивается вот какая история: у нее умирает старшая сестра, она волей-неволей берет на воспитание ее малолетнего сына, никто не знает, откуда этот ребенок взялся, и все думают «Ага!..». И тут парень, которого она привечала, понимает, что, как говорилось в одном нашем хорошем мультике, «тётя – бяка», и с такой девушкой он больше ничего общего иметь не хочет. А второй говорит: «А мне наплевать, кто его отец, его отец вообще-то я». И происходит усыновление, и любовь вырастает из усыновления чужого ребенка.

И тут мы лишний раз понимаем: в противовес традиционной периодизации, отдельно взятые отрезки нашей истории не являются дискретно существующими кирпичами. Такие вот

внефабульные сюжеты и являются несущей конструкцией нашего кинематографа.

Они пронизывают его, как какие-то корни растения; один и тот же сюжет может всплывать и всплывает на протяжении совершенно разных десятилетий, и всплывает он не когда попало, а в совершенно определенные периоды.

И усыновление чужого ребенка – как раз один из таких вот «несущих» сюжетов истории нашего кино.

Первый раз в нашем кино он возникает в районе года 1926-го. Есть такая замечательная комедия Иогансона и Эрмлера «Катька – бумажный ранет». Она строится на том же самом: биологический отец от ребенка отказывается, а человек посторонний в итоге становится истинным отцом ребенку женщины, которая видится перед этим заблудшей, конченой, никому не нужной. И образуется новая устойчивая треугольная конструкция – «он, она и ребенок». Принципиально, что это именно чужой ребенок.

То же самое – обратите внимание на промежуток – возникает в районе 1931-1933 годов. 1931-й год: наше звуковое кино открывается «Путевкой в жизнь», она про то, что беспризорники вдруг становятся «своими», включаясь в «союз всех хороших людей». На излете этого периода – Иогансон, очаровательная комедия «Наследный принц республики», в которой компашка холостяков-архитекторов случайно обретает чужого младенца; они сначала хотят от него избавиться, а потом становится понятно, что этот чужой ребенок для них есть самое главное, самое важное, некое объединяющее звено.

И тогда же (выходит годом позднее, в 35-м) — фильм «Прометей», который не только про это. Там мотив единения людей разных наций, разного мироощущения и мотив узнавания своего в чужом, когда русский солдат «нянькается» с ребенком диких кавказских горцев, которых он вроде пошел усмирять, а потом они же его в итоге подобрали, обогрели и не убили (в отличие от своего собственного начальства). И вот когда русский солдат возится с «чужим» кавказским ребенком – это и есть квинтэссенция картины, которая выражает ее сюжетную сущность.

Потом в истории нашего кино возникает отрезок, в который – опять же абсолютно синхронно друг с другом, на протяжении 1957-1958 годов – выстреливает целая обойма фильмов с условным рабочим названием «Чужие дети». Одна из лент так и называется, автор – Тенгиз Абуладзе. И тут же: «Судьба человека», «Два Федора» и принципиальная для нашего кино картина «Летят журавли». Там центральный момент какой? Героиня Татьяны Самойловой хочет броситься под поезд. И в последний момент ее останавливает то, что рядом маленький мальчик чуть не погибает под колесами, она его спасает. Появление чужого ребенка останавливает машину смерти и начинается возвращение человека с войны – через усыновление абсолютно чужого, постороннего сироты.

Момент возвращения с войны очень важен для понимания несущей сюжетной конструкции всего нашего классического кинематографа.

Потому что мы с вами как шли? Усыновление чужого ребенка – это вот такой общий знаменатель к фабулам. А каков общий знаменатель ко всем усыновлениям чужих детей? – То самое узнавание своего в чужом и возвращение к мирной жизни как знак единения социума в целом.

И тогда, если посмотреть на эту несущую конструкцию еще шире, становится понятно, что

обретение своего в чужом и в перспективе – стремление к миру, к «союзу всех хороших людей», стремление к христианству в изначальной сути его – такова несущая конструкция советского кино в целом.

Возьмем, к примеру, такой показательный его отрезок, как 1931-1933-й годы. Мотив чужих детей, стремление увидеть своего в чужом и создать союз всех хороших людей – его ведущий сюжет. Начиная с замечательного фильма Протазанова «Томми», где он выстраивает идущих рядом русского партизана, английского солдата и китайского босяка как икону Троицы – абсолютно откровенно, не боясь этого. «Моя родина» (которую вы смотрели после лекции Евгения Яковлевича, насколько я понимаю) тоже «про это»; про то, что русский и китаец идут друг друга убивать, а тут вдруг выясняется, что у них есть нечто общее, и это общее больше тех национальных переборок, что между ними стоят. Тут же великий фильм Барнета «Окраина» с его знаменитым криком «Он не немец, он сапожник!», когда провинциальная девчонка отбивает у толпы местных «ура-патриотов» пленного немца, которого те хотят убить. Вот вам «несть ни эллина, ни иудея» в чистом виде.

Вообще классический наш кинематограф с этого начинается в 1926-м году – с «Броненосца «Потемкина» Эйзенштейна, осененного криком «Братья!». И заканчивается в 1991-м «Небесами обетованными» Рязанова, где такой вот «союз всех хороших людей», возносясь, покидает эту страну.

Хочу мельком упомянуть, что есть

фильм, вернее, его сценарий, который совершенно четко этот посыл нашего кино сформулировал – это всем известный «Человек с бульвара Капуцинов».

В 1986-м году был написан Эдуардом Акоповым и опубликован совершенно замечательный одноименный сценарий этого фильма. Он Аллой Суриковой был поставлен не то чтобы плохо; там проблема в том, что поставлен он был по фабульному ряду. Режиссер увидела такую вот классную комедию с битьем морды в салуне, индейцами… много было поводов посмеяться. А Эдуард Акопов писал-то не про это, он писал про миссию кинематографа как такового; это была стадия осознания нашим кино самого себя.

Вы помните, что там происходит: приезжает мистер Фёрст и посредством внедрения кинематографа в массы хочет смягчить нравы и построить прекрасный новый мир. И ничего у него не выходит и выйти не может, потому что – говорит в это время осознающий сам себя советский кинематограф – «Царствие мое не от мира сего». Да, он может быть, этот прекрасный новый мир, но – как некое параллельное пространство на кинопленке, которое можно время от времени видеть, прикасаться к нему и посредством этого облагораживать нашу наличную низкую реальность.

Радует то, что там помимо Аллы Суриковой, если вы помните, был еще и Юлий Ким с Геннадием Гладковым. И то, мимо чего благополучно проскочила Алла Сурикова, Юлий Ким-то как раз прекрасно понял. Это заявлено уже в выходной арии мистера Фёрста – помните? («…Вот здесь, а затем повсеместно, все будем мы жить по-другому».) Но, главное, там совершенно замечательная прощальная песня, подводящая итог всему: и картине, и кино нашему в целом:

«Механик, крути киноленту! Дежурные лампы туши.

Вноси свою скромную лепту в спасение нашей души.

Свети нам лучом из окошка и сам вместе с нами поверь,

Что эту равнину возможно проехать почти без потерь…»

Так вот когда на эту несущую конструкцию «союза всех хороших людей» смотришь, обращаешь внимание вот на что: скажем, мотив усыновления чужого ребенка и центростремительная сила, когда все находят братьев во всех, появляется фактически мгновенно. Происходит некое преображение темной стороны в светлую, когда абсолютно та же фабула вдруг начинает видеться по-другому. Но фабула в советском кино всегда остается неизменной. Это как корка льда на не до дна промерзшей стремительной реке, и она действительно предписана сверху. Как агитпропфильм, который по своим жестким канонам строится, и в 1931-1933 годах никуда не девается, а канон агитпропфильма – это совершенно по Стругацким, «одержание и слияние». Но в определенные моменты под этой фабулой возникает совершенно другой сюжет. При том же наборе кирпичиков вдруг это все претворяется в союз хороших людей, и роисходит это мгновенно.

Так, совсем рядом с «чужими детьми» 1958-59-го годов, в 1955-1956-м существует совершенно обратная тенденция. Картины, фабульно абсолютно не похожие друг на друга, а по сюжету про одно и то же; про то, что родной отец отрекается от собственного биологического кровного сына, и этот момент становится разрушительным для всего мироздания в целом. Переключение знаков происходит мгновенно – и это, судя по всему, указывает на наличие колебательного или, скорее, пульсационного движения истории нашего кино. Это, если угодно, своего рода бьющееся сердце. И это

сердце бьется внутри нашего кинематографа с ходом в плюс-минус двенадцать лет.

Он, видимо, определяется солнечной активностью, я могу это только предположить, и эта цикличность не случайна для развития человечества вообще. Есть, скажем, общепризнанные циклы экономического развития общества, большие циклы – шестьдесят лет, при делении дающие те же двенадцать.

Первым, кстати, в этом направлении думал Сергей Михайлович Эйзенштейн, который был не только блистательным кинорежиссером, но и столь же блистательным теоретиком искусства. И периодичность появления тех или иных тенденций в истории искусства его крайне интересовала. Так вот, в своей работе о монтаже он показал, что

любые колебания сюжетики и стилистических принципов, во-первых, строго закономерны, а во-вторых, определяются они положением индивида в обществе, который то поглощается им, то выделяется в отдельную единицу.

Именно такая пульсация двигала и наш кинематограф. И вот что еще любопытно:

все хорошие, живые картины советского кино произведены в точках взлета; плохие напротив – в «минус-точках».

Уточним: плохие с точки зрения радости для человека, для зрителя. В эти минус-пиковые точки могут быть картины совершенно блистательного технологического, эстетического и прочих совершенств, примеров сколько угодно. Вот навскидку – картина 1935-го года Альберта Гендельштейна «Любовь и ненависть», потрясающе решенная изобразительно. Но в сюжетной основе ее – истово воспроизведенная тенденция «пойди и убейся». И потому картина оставляет ощущение удручающее, несмотря на весь свой формальный блеск и блеск режиссуры.

И тогда у вас, людей, намеренных заниматься режиссурой, наверняка возникнет вопрос: а что же делать в эти «минус-точки» — прекращать работать?

Был у нас такой режиссер, Яков Александрович Протазанов. И был он человек очень мудрый. Не знаю, сидел ли он с карандашом в руке и вычислял периоды, но то, что он замечательно, «шкурой» чувствовал тенденции времени и чувствовал, когда можно высказываться, а когда нужно сидеть и «помалкивать в тряпочку» – это факт. И когда наступали «минус-точки», он делал нормальное кино, «как у всех», зарабатывая на жизнь и поддерживая профессиональную форму. Например, 1917-й год – такое время, что деваться некуда. И он снимает абсолютно спокойно «Сатану ликующего»; снимает, не вкладывая и десятой доли своей души, но при этом упражняет прогрессивный стиль скандинавского кино, делает очень изящную стилизацию. Другой вариант: фильм «Семиклассники», который он делает в 1938-м – типичная агитпроповская модель «осознал и влился». И эту фабулу Протазанов реализует в полноги, не прикладывая никаких душевных усилий. Говорят, на съемках командовал так: «Этим самым… пионерам повяжите эти, как их там, красные тряпочки».

Но когда он чувствует живое время, когда он имеет возможность высказаться в полную силу как режиссер, как мастер, как человек – вот тут он уже, получая возможность бить, бьет наотмашь. И появляются такие шедевры, как «Сорок первый» (который – при всем почтении к фильму Чухрая – неизмеримо сильнее, потому что мудрее), или его итоговый фильм 1943-го года, завещание его – «Насреддин в Бухаре». Это потрясающий гимн свободе и свободному человеку. Он даже умудряется в фильме устами героя выкрикнуть – и даже три раза подряд — «Свободу осужденным!»…

Вот такой Яков Александрович Протазанов. Мне кажется, это очень мудрый пример для всех, кто захочет иметь дело с хитрой материей под названием кинематограф.

Фильмы, перечисленные в лекции:

1. «Броненосец «Потёмкин» (С. Эйзенштейн, 1926)

2. «Возвращение» (Я. Фрид, 1940)

3. «Два Фёдора» (М. Хуциев, 1958)

4. «Земля» (А. Довженко, 1930)

5. «Земля и люди» (С. Ростоцкий, 1956)

6. «Катька – Бумажный Ранет» (Э. Иогансон, Ф. Эрмлер, 1926)

7. «Красные дьяволята» (И. Перестиани, 1923)

8. «Ледолом» (Б. Барнет, 1931)

9. «Летят журавли» (М. Калатозов, 1957)

10. «Любовь и ненависть» (А. Гендельштейн, 1935)

11. «Медвежья свадьба» (В. Гардин, К. Эггерт, 1925)

12. «Моя любовь» (В. Корш-Саблин, 1940)

13. «Моя Родина» (А. Зархи, И. Хейфиц, 1933)

14. «Наследный принц республики» (Э. Иогансон, 1934)

15. «Насреддин в Бухаре» (Я. Протазанов, 1943)

16. «Небеса обетованные» (Э. Рязанов, 1991)

17. «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (Л. Кулешов, 1924)

     18. «Неуловимые мстители» (Э. Кеосаян, 1966)

     19. «О бедном гусаре замолвите слово» (Э. Рязанов, 1981)

     20. «Окраина» (Б. Барнет, 1933)

     21. «Охота на лис» (В. Абдрашитов, 1980)

     22. «Прометей» (И. Кавалеридзе, 1935)

     23. «Проходящие тени» (А. Волков, 1924)

     24. «Путевка в жизнь» (Н. Экк, 1931)

     25. «Сатана ликующий» (Я. Протазанов, 1917)

     26. «Семиклассники» (Я. Протазанов, 1938)

     27. «Сорок первый» (Я. Протазанов, 1927)

     28. «Сорок первый» (Г. Чухрай, 1956)

     29. «Судьба человека» (С. Бондарчук, 1959)

     30. «Тишина» (В. Басов, 1964)

     31. «Томми» (Я. Протазанов, 1931)

     32. «Фантомас» (Л. Фейад, 1914)

     33. «Чапаев» (бр. Васильевы, 1934)

     34. «Человек с бульвара Капуцинов» (А. Сурикова, 1987)

     35. «Чужие дети» (Т. Абуладзе, 1958)

     36. «Щорс» (А. Довженко, 1939)

Книги, перечисленные в лекции:

1. З. Кракауэр, «Психологическая история немецкого кино (От Калигари до Гитлера)» (М., 1977)

2. С. Эйзенштейн, «Монтаж 1937» (М., 2000)

Периодизация в социальной истории | Encyclopedia.com

Питер Стернс

Периодизация — определение того, когда заканчивается одна модель и начинается другая в историческом времени — является ключевым компонентом концептуального арсенала историка. С помощью периодизации историки стремятся выявить взаимосвязи и разрывы в прошлом и, следовательно, указать конкретные моменты, требующие причинно-следственных объяснений, предназначенных для определения причин возникновения разрывов. Разумеется, не все историки занимаются периодизацией, а некоторые, кто использует схему периодизации, не оправдывают ее явно, используя обычные ярлыки без серьезной их оценки.Однако в лучшем случае осторожное использование периодизации позволяет историкам объяснить, почему они начинают свою хронологию тогда, когда они это делают — в начале некоторого значительного сдвига в рассматриваемом явлении — и почему они заканчивают, когда они это делают, с добавлением возможных внутренних стыков. к смеси. Периоды могут относиться к определенному аспекту общества — взлету и падению отдельного института или идеи — или ко всему обществу.

Изменения направления, то есть создание новых периодов, в социальной истории проявляются в нескольких формах.Например, исследователи русских крестьян могут использовать новые рамки, предусмотренные изменениями в законодательстве, такими как освобождение крепостных крестьян в 1861 году или советская коллективизация, начавшаяся в 1928 году. обеспечивают сопоставимую точность. Например, примерно в 1770-х годах резкое увеличение процента всех рождений, рожденных незаконнорожденными, указывает на явный прорыв — новый период — в популярном сексуальном поведении в Западной Европе. (Подобная новая фаза сексуального поведения произошла у русских крестьян в 1880-х гг.)

В целом, социальные историки используют множество схем периодизации, как и историки любого толка. Но поскольку их темы часто незнакомы, они не могут обязательно полагаться на установленные маркеры. Часто, действительно, они вынуждены уделять периодизации более явное внимание, чем историки, занимающиеся политической или интеллектуальной историей, именно потому, что знакомые рамки не работают. Вариантов, изученных в европейской социальной истории, много, и единой формулы так и не появилось.

ПЕРИОДЫ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Традиционная периодизация современной европейской истории хорошо известна. Конечно, всегда могут быть споры — например, когда именно началось итальянское Возрождение. А знакомые периоды могут сбивать с толку; таким образом, Северное Возрождение во многих смыслах продолжалось, даже когда начался период Реформации. Но в целом список неудивителен. Возрождение уступает место Реформации. Семнадцатый век часто относят к абсолютной монархии.Восемнадцатый век как эпоха Просвещения. Затем следует период революции с промежуточной консервативной реакцией между 1815 и примерно 1830 годами. После 1848 года национальные объединения, а затем и система альянсов, может показаться, задают тон на несколько десятилетий. Традиционная периодизация почти всегда признает основополагающее значение Первой мировой войны. Затем двадцатый век делится на Вторую мировую войну и периоды подъема и спада холодной войны. Некоторые историки предварительно утверждали, что окончание «холодной войны» знаменует начало еще одного периода, который в конечном итоге будет рассматриваться как первая фаза двадцать первого века.

Периоды такого рода не только хорошо известны, но и обладают тем достоинством, что обычно пересекают широкие полосы европейской географии из-за общеевропейского влияния дипломатии, имитации ключевых политических форм, таких как абсолютизм или распространение революции, и распространение ключевых интеллектуальных движений, таких как Просвещение.

До возникновения социальной истории, когда учебники или другие обзоры включали некоторые материалы по социальной истории, периоды определялись политическими или интеллектуальными моделями.Так, в знаменитой серии «Восстание современной Европы», отредактированной Уильямом Лангером, или в серии Peuples et civilizations во Франции, использовались такие маркеры, как Французская революция, эпоха Наполеона и т. шаблоны работы в отдельных главах в рамках этой структуры. Очевидно, преобладающим предположением было то, что политическое или, в некоторых случаях, интеллектуальное развитие задает основной тон европейской истории, и какие социальные и даже экономические инновации могут быть вписаны в полученные границы.

СОЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ КАК АЛЬТЕРНАТИВА

Социальная история усложняет стандартную периодизацию европейской или любой другой истории. Возьмем конкретный пример. Нет никаких оснований предполагать, что изменения в популярных образцах воспитания детей в Англии — очевидная тема социальной истории — следуют тому же ритму, что и изменения в системе политических партий, составляющей основу традиционной английской истории. Ключевой вопрос заключается в том, являются ли общие причины изменений в этих двух областях. По крайней мере, это требует явного определения.

Социальные историки не считают, что высокая политика или великие идеи обязательно формируют интересующие их явления. Работа над важным вкладом крестьян, рабочих или женщин в историческую хронику имеет дело с группами, для которых государство может быть довольно отдаленной силой и на которых Великие Идеи могут иметь незначительное прямое влияние. При исследовании дополнительных аспектов социального поведения — демографии, преступности или семейных функций — также необходимо учитывать факторы, выходящие за рамки политики и интеллектуальной жизни.Результат, по крайней мере в принципе, открывает новую европейскую историю для множества новых вопросов периодизации. Первопроходец Э. П. Томпсона Создание английского рабочего класса , таким образом, начинается в середине восемнадцатого века, что немногие традиционные историки сочтут заслугой чего-либо, и заканчивается примерно в 1830-х годах. Не только это, но и ключевые события в течение периода, такие как Французская революция и возвышение Наполеона, не рассматриваются как существенные изменения в рассматриваемых явлениях.Даже историк, занимающийся протестом на протяжении длительного периода времени, например Чарльз Тилли, может преуменьшить значение Французской революции 1789 года в пользу включения ее в более крупную схему периодизации. Или обзор социальной истории может перепрыгнуть через Первую мировую войну, используя определение зрелого индустриального общества, которое начинается примерно в 1870-х годах и заканчивается после 1945 года, в котором мировые войны оказали некоторое влияние, которое не изменило основные социальные процессы, такие как классовая борьба. или домашний акцент для женщин.

Социальная история усугубляет проблему периодизации, поскольку редко сосредотачивается в первую очередь на событиях и конкретных датах. События могут иногда иметь значение как причины социальных явлений — таким образом, любая история женского труда будет останавливаться в каждой из двух мировых войн, чтобы отметить какое-то влияние на рост занятости женщин, а конец крепостного права явно имеет значение в хронологии истории крестьянства. Или события могут иллюстрировать более широкую социальную тенденцию, но они редко формируют четкие границы для тем, изучаемых социальными историками.Соответственно, социологам обычно гораздо удобнее привязать начало новой тенденции к десятилетию или около того, а не к конкретному году, а тем более месяцу и дню. Таким образом, резкое снижение детской смертности, которое является ключевой частью демографического перехода, началось в Западной Европе (и Соединенных Штатах) в 1880-х годах, а не 15 апреля 1881 года. Фурор в колдовстве подошел к концу к 1730-м годам (хотя здесь, по общему признанию, даты последних официальных испытаний могут добавить необычную точность). Семья в современном европейском стиле начала формироваться в конце пятнадцатого века, а не в 1483 году.Периодизация социальной истории фокусируется на новых направлениях коллективного поведения, а не на аккуратных единичных проявлениях.

В принципе, рост социальной истории открывает традиционную европейскую периодизацию истории для множества вопросов. То, что давно предполагалось, должно быть пересмотрено. Результат — немалая проблема для историков, которые также заняты новыми темами, своеобразными источниками материалов и т. Д. Вызов, в свою очередь, объясняет, почему варианты социальной истории были разнообразны и по-разному удовлетворительны.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ К ДОМУ

Два варианта минимизируют нарушение социальной истории установленной периодизации. Один предполагает использование уже имеющихся периодов; во втором случае вообще не используются реальные периоды.

При выборе первого варианта, как по хорошим, так и по плохим причинам, многие темы социальной истории помещаются в знакомые хронологические рамки. Очень немногие книги по социальной истории, доходящие до 1914 года, не останавливаются на достигнутом или, по крайней мере, не признают серьезного прорыва. Очень немногие ранние модернисты — люди, которые сосредотачиваются на семнадцатом и восемнадцатом веках — действительно продолжают свою работу после 1789 или 1815 года.Есть множество французских социальных историй, которые укладываются в рамки 1815–1848 годов, знакомого политического фрагмента.

Использование стандартной периодизации можно объяснить по-разному, с различной степенью достоверности, как следствие. Иногда это просто отражает удобство. Работа с новыми темами оказалась слишком сложной, чтобы продумать фундаментальные начала и окончания, поэтому была принята общепризнанная периодизация. Результат также может помочь читателям-историкам, которые не являются специалистами по социальной истории, лучше понять тему романа.Даже если бы в 1848 году не произошло серьезных изменений в ускоряющемся характере фабричной работы во Франции, например, прекращение исследования в 1848 году вряд ли было бы поставлено под сомнение. Архивные материалы также могут быть организованы в соответствии с установленными датами, что даст дополнительное топливо. Все эти оправдания совершенно понятны, особенно в первые годы новых исследований социальной истории, и получающаяся в результате периодизация может создать захватывающие исследования. Но результатом стали удобные даты, а не действительно продуманный подход к периодизации с точки зрения основных изменений и преемственности.

Традиционная периодизация могла бы получить дополнительное значение, когда историки более прямо утверждали, что знакомые явления и их даты напрямую связаны с социальными изменениями, либо как причина, либо как следствие. Например, многие социальные историки используют Реформацию как законную отправную точку для изучения изменений в семейной жизни, хотя в большинстве случаев исследования простираются до семнадцатого века, чтобы уловить полное влияние происходящих событий. Исследования европейского общества в период между мировыми войнами могут четко установить, что затронутые темы изменили форму в результате Первой мировой войны и снова изменятся с наступлением Второй мировой войны; здесь периодизация может быть обычной, но применяется явно.Несомненно, некоторые традиционные периоды лучше других подходят для вопросов социальной истории, потому что влияние политических или интеллектуальных событий варьируется.

Второй способ минимизировать проблемы периодизации при инновационном подходе к социальным историческим явлениям — это то, что можно было бы назвать постхолингом — исследование аспекта прошлого ради самого себя, не слишком заботясь о том, когда вовлеченные явления начались или закончились. Таким образом, социальный историк может исследовать ритуалы середины семнадцатого века, проливающие свет на брак или роль женщин.Результат мог бы значительно пополнить запас знаний, но задача вписаться в хронологию или объяснить, когда начались явления и почему, оставалась бы другим. Определенные виды микроистории исследуют захватывающие конкретные материалы, которые освещают характеристики точки в прошлом, но опять же не беспокоясь о хронологических границах. Иногда, конечно, этот постхолдинг-подход сочетается с некоторой ссылкой на то, насколько все это отличается от того, что будет позже — подхода «мир, который мы потеряли», — но нет явной попытки решить, когда произошли изменения или даже что привело к тому, что исследованные закономерности утратили свою актуальность.

ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ И БОЛЬШИЕ ИЗМЕНЕНИЯ

С другой стороны, некоторые новаторские социальные историки настаивали на совершенно ином подходе, утверждая, что социальная история вообще не может быть заключена в ловушку традиционной периодизации, но также что необходимость решать вопросы периодизации не может быть устранена. уклонился просто потому, что темы и материалы незнакомы.

Следуя примеру Фернана Броделя и французской школы Annales , многие социальные историки утверждают, что определенные виды социальных явлений изменяются очень медленно, если вообще меняются на протяжении длительного периода времени в европейском прошлом.Многие структуры крестьянской жизни можно увидеть через эту призму. Методы работы или землевладение, или популярные верования и ценности могут сохраняться долго, часто от средневековья до наших дней. У феномена есть начало, хотя иногда оно окутано туманом далекого прошлого, и может быть конец, но нет необходимости в периодизации, которая определяла бы несколько десятилетий или даже несколько столетий. Аргументы с точки зрения длительности применялись реже к XIX и XX векам, чем к средневековой и ранней современной европейской истории, но пережить их можно даже в недавнее время.Таким образом, без необходимости явно ссылаться на longue durée (длительность), многие историки европейского колдовства отмечают важное сохранение народной веры до середины девятнадцатого века, даже несмотря на период формальных судебных процессов (зависящий от согласия церкви и церкви). руководители государства) закончились более века назад.

Подход longue durée часто позволяет идентифицировать ключевые региональные модели в Европе в более общем плане, где устойчивые структуры связаны с определенным сочетанием географии и культурных традиций.Сам Бродель исследовал особую динамику в Средиземноморской Европе. Другие выявили устойчивые структуры в Восточной Европе или где-либо еще, иногда связанные со структурами землевладения или другой базовой динамикой сельских районов.

Периодизация на основе структуры longue durée также открыта для критики. Многие социальные историки оспаривают представления о стабильном, даже неизменном крестьянстве, отмечая, что настойчивость иногда отражает просто отсутствие сохранившейся информации и что резкие, внезапные изменения в поведении и убеждениях крестьян являются обычным явлением.В целом популярность подходов longue durée снизилась с 1980-х годов.

Второй подход к периодизации социальной истории — не обязательно противоречащий longue durée аргументам о настойчивости, но предлагающий другой акцент — фокусируется на том, что Чарльз Тилли назвал поиском «больших изменений». Здесь предполагается, что время от времени, но не слишком часто, европейская история подбрасывает некоторые структурные сдвиги, которые настолько масштабны, что имеют широкий спектр социальных последствий.Тилли видит два изменения, которые он датирует шестнадцатым и семнадцатым веками, как в некотором смысле видоизменяющие европейское общество вплоть до наших дней. Коммерциализация экономики и сопутствующее ей формирование неимущественного пролетариата — одна из его ключевых сил. Рост европейского государства за счет накопления новой бюрократии, новых функций и (постепенно) новых народных ожиданий — другая его великая сила. Тилли утверждает, что совокупный эффект его двух больших изменений изменил общепринятые модели протеста в Европе таким образом, что их все еще можно проследить в девятнадцатом веке.

Другие социальные историки могут оспорить хронологию Тилли или его выбор сил. Например, «большие изменения» в популярной культуре также можно проследить, по крайней мере, до конца семнадцатого и восемнадцатого веков. Специфическая терминология «больших перемен» не используется широко, но идея основных поворотных моментов все больше получает распространение в более амбициозных исследованиях социальной истории. Поворотные моменты могут иметь некоторое отношение к традиционной периодизации, но обычно они требуют отдельного определения, датировки и объяснения.Таким образом, концепция протоиндустриализации, хотя и оспаривается некоторыми экономическими и социальными историками, утверждает, что распространение коммерциализированного, но домашнего производства в конце семнадцатого и восемнадцатого веков привело к важным изменениям не только в трудовой жизни, но и в привычках потребления, гендерных отношениях, сексуальных отношениях. поведение и межпоколенческие противоречия — иными словами, своего рода «большие перемены», из которых непосредственно возникло множество других социальных сдвигов. Многие социальные историки рассматривают промышленную революцию с точки зрения масштабных социальных последствий — действительно, им больше нравится концепция промышленной революции, отмечающая целый набор социальных изменений, чем их коллеги-историки-экономисты, которые по-разному обсуждают этот термин в соответствии с более узким набором экономических показателей.Еще одна важная точка перемены — возможно, окажется, что применимо слишком часто используемое название «постиндустриальный» — может появиться примерно в 1950-х годах, связанная с некоторыми знакомыми событиями в государстве после Второй мировой войны, а также изменениями в структуре семьи и популярных ценностях.

КОНКРЕТНЫЕ ПЕРИОДИЗАЦИИ

Наряду с длительностью и большими изменениями, социальные историки все чаще вносят свой вклад в периодизацию, имея дело с конкретными хронологическими рамками для конкретных социально-исторических явлений. Примеры здесь столь же разнообразны, как и сама социальная история.Один историк, Эрик Хобсбаум, видит первые ключевые признаки инструментализма среди британских рабочих 1850-х годов; Он утверждает, что именно в этот момент некоторые работники перестали рассматривать работу в традиционных терминах и начали вести переговоры с работодателями, полагая, что работа должна быть инструментом для улучшения жизни вне работы. История женщин и труда отмечает сокращение участия женщин в рабочей силе Западной Европы в первые десятилетия промышленной революции (хотя женщины действительно получали работу на фабриках, их все еще вытесняли с домашней производственной работы), но затем отмечает резкое возвращение замужних женщин на рынок труда в 1950-х и 1960-х годах.В Западной Европе в 1890-х годах возникла новая озабоченность по поводу стройности и избегания лишнего веса. Именно в восемнадцатом веке — вероятно, между 1730 и 1770 годами — женщины, а не аристократия, стали рассматриваться как группа в европейском обществе, которая должна быть особенно связана с красотой и, следовательно, с особым вниманием к костюму. Также именно в это время — при изменении, которое еще предстоит полностью изучить, — доминирующие культурные представления начали отходить от традиционных представлений о том, что женщины были более греховными по своей природе, чем мужчины, к аргументу, что они были в решающих отношениях, особенно касающихся сексуальность, больше нравственности.Это было в 1890-х годах, когда цели для убийств в некоторых частях Западной Европы начали больше сосредотачиваться на членах семьи, чем на товарищах по барам — увлекательный, хотя и очень специфический вид сдвига периодизации. Это было в 1920-х годах, когда пожилые люди перестали поддерживать отношения с более молодыми родственниками (эта тенденция фактически усилилась в девятнадцатом веке), и эта тенденция сохраняется и по сей день. Это было в конце шестнадцатого века, когда современные тюрьмы начали менять идеи и практику наказания в Западной Европе.

Список конкретных выводов периодизации обширен. Некоторые, конечно, относятся к более широким претензиям; граница между конкретными периодизациями и аргументом о «больших изменениях» не является жесткой и быстрой. Один из основных выводов периодизации социальных историков с 1980 года подчеркивает истоки современного общества потребления в восемнадцатом веке. В отличие от прежней точки зрения, согласно которой консьюмеризм возник в результате индустриализации, теперь мы понимаем, что в Западной Европе он предшествовал ей. Демографические историки также призывают к довольно простой периодизации с акцентом на начале снижения рождаемости в конце восемнадцатого или начале девятнадцатого веков, измеримом старении населения к началу двадцатого века и так далее.Работа Норберта Элиаса, недавно возрожденная в нескольких исследованиях, привлекла внимание к семнадцатому и восемнадцатому векам как к времени изменения манер и растущей настойчивости в самоограничении в самых разных аспектах жизни, от еды до эмоций.

Конкретные периодизации социальной истории меняются не только в зависимости от конкретных тем, поскольку очевидно, что не все аспекты человеческого поведения аккуратно меняются согласованно, но также и в зависимости от региона. Выбор периодов и точек изменения для истории манориализма, например, очевидно, различается в зависимости от региона Европы, но то же самое верно и для сдвигов в семейной структуре или сексуальности.Иногда, по крайней мере в последние столетия, региональные различия в периодизации отражают разные даты таких явлений, как индустриализация, так что природа периодов больше похожа, чем конкретная хронология. Крестьянская сексуальность в России, например, которая начала меняться в конце девятнадцатого века в результате новых контактов с городами, вступает в новый период, в чем-то похожий на тот, который можно было увидеть в Западной Европе в середине восемнадцатого века. Но с закономерностями нельзя заходить слишком далеко: региональный фактор еще больше усложняет периодизацию европейской социальной истории.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящее время в европейской социальной истории нет единой схемы периодизации. Полезные подходы варьируются от принятия знакомых хронологий до явно альтернативной схемы, такой как длительность или большие изменения, до набора конкретных периодизаций, которые возникли в результате исследований социальных классов, пола и популярного поведения. Добавьте к этому различные периодизации, необходимые для разных регионов Европы — например, упадок манориализма в Западной Европе в начале Нового времени, даже когда крепостное право усилилось в России и Польше, — и картина, несомненно, будет сложной.

И из этого множества подходов выделяются три результата. Во-первых, хотя социальные историки не полностью заменили традиционную периодизацию, они, безусловно, склонны бросать ей вызов. Некоторые продукты питания выживают лучше, чем другие. Хотя исследований социальной истории эпохи Возрождения предостаточно, особенно в Италии, Возрождение обычно не выделяется как основной период социальной истории. Как явление в значительной степени элитарной культуры, с некоторыми разветвлениями в политике и торговле, Возрождение не имело достаточно широкого общественного резонанса, чтобы быть чрезвычайно полезным в качестве периода социальной истории в целом.Как указывалось ранее, Реформация сохранила большую полезность в качестве периода социальной истории, хотя только в том случае, если она была продлена во времени. Соответственно, некоторые события, давно связанные с политическими периодами, такие как промышленная революция, теперь приобретают все большее значение. Эти концепции не совсем новые, но их приоритет меняется после переопределения тем, которые необходимо учитывать. Немногие социальные историки конца двадцатого века разделяют девятнадцатый век в соответствии с политическими и дипломатическими сдвигами.В самом деле, периодизация, основанная на развитии дипломатии, выжила особенно плохо, за исключением тех случаев, когда дипломатия терпит крах и разворачиваются войны, разрушающие общество. В целом схема периодизации социальной истории существенно отличается от более традиционных маркеров. Разница заключается в том, что необходимо больше сосредоточиться на точках перехода социальных процессов, чем на конкретных событиях и отдельных датах.

Во-вторых, никакая полностью согласованная периодизация не заменила обычные маркеры. В обществе слишком много аспектов, слишком много конкретных схем, чтобы по крайней мере пока что обеспечить существенную согласованность.По мнению некоторых наблюдателей или критиков, результатом является досадная неразбериха или несогласованность. Одной из движущих сил толчка «больших перемен» было желание синтеза, надежда на то, что несколько драматических сил смогут объединить самые разные социальные явления. В худшем случае к каждой важной теме социальной истории прилагается отдельная схема периодизации, а иногда даже ее необходимо изменять в зависимости от исследуемого географического региона.

В-третьих, каким бы беспорядочным он ни был, продолжающееся исследование социальной истории в лучшем случае сделало поиск подходящих периодов более явным, более открытым для оценки и обсуждения, чем это было верно для некоторых из более старых формул.Определение того, когда происходят основные изменения в направлении (и какие преемственности сохраняются после них) и что их вызвало, — это большая часть истории. Именно потому, что социальная история пересмотрела то, что влечет за собой прошлое, необходимость поиска подходящей хронологии становится частью задачи. Можно только догадываться, появятся ли в будущем какие-то более крупные объединения, хотя некоторые группы особо важных изменений уже широко известны. Для некоторых необходимость перейти к теме с вопросами о соответствующей хронологии делает итоговую историю более захватывающей и более удобной, чем когда преобладали менее изученные предположения.И для исследователей, и для любителей истории необходимость думать о периодизации, несомненно, усложняет задачу вовлечения в социальную историю.

См. Также другие статьи в этом разделе.

БИБЛИОГРАФИЯ

Бродель, Фернан. Средиземноморье и Средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Перевод Сиана Рейнольдса. Нью-Йорк, 1976. Перевод La Méditerranée et le monde méditerranéen à l’époque de Philippe II.

Ласлетт, Питер. Мир, который мы потеряли. New York, 1965.

Stearns, Peter N., and Herrick Chapman. Европейское общество в потрясениях: социальная история с 1750 г. 3-е изд. Нью-Йорк, 1992.

Тилли, Чарльз. Большие сооружения, большие процессы, огромные сравнения. Нью-Йорк, 1984.

ПЕРИОДИЗАЦИЯ (общественные науки)

Периодизация — это интеллектуальный процесс, который стремится разделить непрерывный временной интервал на части. Периодизация чаще всего используется в социальных и гуманитарных науках, особенно в таких дисциплинах, как экономика, социология, история и литература.При формировании периодизации можно действовать двумя способами. Один состоит в том, чтобы разделить всю эпоху на более мелкие периоды, которые имеют некоторую однородность внутри них. Это наиболее распространенная процедура периодизации истории, но она также встречается в экономике и других социальных науках. Вторая процедура — определить циклы в исторической эпохе, а затем разбить ее на фазы, которые можно рассматривать как полный цикл. Такой подход распространен в экономике.

Истоки идеи периодизации уходят корнями в старый философский принцип, согласно которому возможны количественные вариации в большинстве концепций, связанных с социальными явлениями.Такие количественные вариации могут привести к качественным изменениям некоторых характеристик социальной реальности, которые можно использовать для определения различных периодов. Например, в определенный период данное общество может состоять в основном из крестьян и помещиков, но также может иметь небольшое количество ремесленников. Государство в таком обществе может контролироваться помещиками, и большинство законов будет благоприятствовать владению землей и отношениям, сложившимся в сельской местности, с низкими налогами на землю и так далее. Если количество ремесленников вырастет, они могут перехватить государственный контроль.Тогда все законы и порядок могут измениться и стать склонными к поддержке кустарного производства. В этом примере количественное изменение количества ремесленников в обществе привело к качественному изменению структуры власти и институционального порядка. Простая периодизация в этом случае состояла бы в том, чтобы разделить историю этого общества на две части: одна охватывает период, когда политическая власть находилась под контролем помещиков; вторая охватывает период, когда политическая власть находилась под контролем ремесленников.

Более строго, предположим, что социальная реальность состоит из двух наборов: один — это набор существ, а другой — набор отношений между ними. Любое существо потенциально может быть измерено, поэтому отношения между ними определяют отношения между количествами вовлеченных существ. Эти отношения или существа могут иметь пороговые значения, которые меняют их природу. Например, одно существо может иметь два измеряемых измерения, А и В; так что A = 0 для B Bj, A может прыгнуть так, что A = 1. Этот разрыв поведения явно создает возможность для идентификации двух периодов.

В экономике, есть дополнительное понятие периодизации, которое не обязательно связано с качественными изменениями. Если некоторая экономическая переменная представляет собой циклическое поведение, например функцию косинуса, можно идентифицировать полный цикл как период, и в результате такой процедуры возникает периодизация. В этом случае момент, обозначенный как начало любого цикла, является совершенно произвольным.Часто дата, определяемая как конец периода, даже если определено начало, также является произвольной, поскольку экономические переменные плохо работают. Их стохастический характер ставит под угрозу простоту идентификации цикла.

Идея произвольности возникает из обсуждения периодизации непрерывных переменных, которые не подвержены качественным изменениям, может быть распространена на социальные явления, которые содержат переменные, подверженные прерывистому поведению. Предположим, что существует набор из n переменных и m отношений, определяющих социальную реальность, так что n> 3 и m> 3.Если все переменные подвержены непостоянным изменениям, любая конкретная переменная или их комбинации могут быть приняты в качестве параметров для определения разрывов, которые могут характеризовать изменение периодов. Следовательно, разные исследователи могут использовать различные переменные или их потенциальные комбинации для определения периодов, и тогда возникнут различные периодизации.

В дополнение к неточности , возникшей в результате выбора различных критериев для идентификации периодов, также могут возникать споры относительно момента, когда один критерий демонстрирует достаточно изменений, чтобы привести к разрыву периода.Измерение многих социальных переменных непросто, и большинство временных переменных имеют стохастический компонент, который затрудняет определение момента, когда они фактически достигли релевантного значения, которое вызвало качественное изменение периода.

Периодизация также имеет тенденцию быть исторически детерминированной, поскольку каждая культура и каждая эпоха имеют свой собственный набор наиболее значимых социальных явлений, которые обычно служат основой для построения критериев. Такая сложность в установлении периодизации, наряду с другими проблемами, обсуждавшимися выше, заставили некоторых исследователей осудить практику периодизации истории.

Периодизация (IEKO)

[начало записи]

1. Введение

Периодизация — это разделение времени для его описания. Историк Марк Блох (1953, 28) заметил, что, поскольку время является одновременно континуумом и процессом постоянного изменения, любое описание времени должно подчеркивать непрерывность в одних точках и различие в других. Именно эти акценты на преемственности и различии соответственно развиваются в периоды и границы между ними.Период группирует точки во времени в рамках объединяющей концепции или непрерывного процесса и подчеркивает различия между этими точками и теми, которые не включены в период. Периодизация — это форма → классификации: это процесс разделения времени на разные фазы.

Большая часть научного дискурса о периодизации сосредоточена на периодизации истории человечества. Но не только история человечества подлежит периодизации. Любой процесс можно разделить на фазы.Космологические модели происхождения и структурного развития Вселенной делят это развитие на эпохи (Smeenk and Ellis 2017). Геологи и палеонтологи работают над достижением консенсуса по разделению истории Земли путем определения стандартных ориентиров в геологических слоях (Cohen et al. 2013). Джадсон (2017) предложил альтернативную периодизацию истории Земли, основанную на расширении форм энергии, используемых живыми существами. Гриземер (1996) исследовал вариантные периодизации онтогенеза биологами развития, процесс созревания и развития, который разворачивается на протяжении всей жизни биологического индивида.Ученые, как и историки, выбирают периодизацию, чтобы облегчить описание и объяснение, и конкретные периодизации, которые они выбирают, будут варьироваться в зависимости от природы процессов, которые они пытаются описать и объяснить. Мандельбаум (1977, 33) рассматривал «особые истории» культурных явлений, таких как французская литература, готическая архитектура или химия. Такие истории не обязательно должны сосредотачиваться на человеческой деятельности, и вместо этого могут прослеживать контуры чисто формального развития в «произведениях», таких как литературные тексты, соборы или научные теории.Как и в биологии развития, разворачивающийся процесс развития строится из некоторой прерывистой серии наблюдений, а затем делится на фазы для описания и объяснения этих наблюдений.

[начало записи]

2. Возникновение научного дискурса о периодизации

Практика деления исторического времени на периоды стара как повествование. Мифы о сотворении мира часто перечисляют периоды, чтобы установить непрерывность повествования между мифическими событиями и политическими правителями (Cajani 2011).С появлением письменности у историков появилась возможность рассказывать о прошлом на основе изучения уцелевших следов, но они продолжали использовать политические господства для разграничения исторического времени. Обе тенденции очевидны в двух последовательностях периодов, которые стали доминировать в средневековой европейской историографии: шесть веков, разграниченных такими событиями, как библейский потоп и жизнь патриарха Авраама, и череда четырех империй, как предсказано в книге Даниила ( Бессерман 1996; Каяни 2011).

Хотя деление прошлого на части может быть древней практикой, размышления о периодизации как аспекте исторического метода, похоже, не появлялись до относительно недавнего времени. Оксфордский словарь английского языка (2019) прослеживает первое печатное появление слова периодизация до статьи 1898 года в American Historical Review , который был основан всего тремя годами ранее. Сознательное размышление о периодизации возникло с консолидацией историографии как → дисциплины с общими стандартами методологии.Это размышление выдвинуло на первый план вопрос, знакомый любому изучающему классификацию: относится ли периодизация к распознаванию онтологических видов или к построению эпистемологических инструментов? Периодизации, основанные на библейских пророчествах или умозрительных философиях истории как раскрытии божественного плана, можно понимать как первые: объективно существующие структуры изменений, выявленные благодаря учености историков. Но с появлением дисциплинарного дискурса исторического метода появились аргументы в пользу понимания периодизации как последней: концептуальные инструменты или стратегии, изобретенные историками, чтобы сделать прошлое понятным и не имеющим независимого существования вне исторического повествования.Этот сдвиг открыл пространство для историографических дискуссий о принципах периодизации.

[начало записи]

3. Критерии диверсификации для выделения периодов

Как отмечалось выше, периодизации часто сосредотачиваются на преемственности империй и королей, божественных или иных. Блох (1953, 183) заметил, что политические события, такие как присоединения и революции, обеспечивают удобные и, казалось бы, точные точки разграничения для периодизации. Но он предостерег от «ложной точности» политических событий: «Метаморфозы социальной структуры, экономики, убеждений или психологического отношения не могут подтверждаться чрезмерно точной хронологией без искажений» (Bloch 1953, 184).Движение, за которое выступают такие историки, как Блох, — от историй, сосредоточенных на политических событиях, к более широким социальным историям, поднимает вопрос о том, как еще можно разграничить периоды.

Преемник Блоха в школе социальной истории Annales , Фернан Бродель (1980), как известно, выступал против «истории событий», призывая историков обращать внимание на долгосрочную динамику исторических изменений. Из экономики он позаимствовал концепцию конъюнктуры, тренда, такого как цикл подъема-спада, который объединяет ряд корреляций, наблюдаемых во многих количественных временных рядах.Из социологии он позаимствовал понятие longue durée как временную шкалу, необходимую для выявления очень долгосрочных изменений в структурах, сдерживающих человеческое развитие.

Аргументы Броделя часто всплывают в критике периодизаций, отдающих предпочтение политическим событиям. Географ Дэвид Уишарт (2004, 313), отвечая на истории индейцев Равнин, которые «складывают свои этнографии в периоды, унаследованные от американских, а не местных реалий», предложил в качестве альтернативы периодизации, основанные на экономических циклах или моделях изменения населения.Литературовед Вай Чи Димок (2001, 758) предложил отказаться от шкалы «десятилетия и столетия» традиционных литературных периодов в пользу «глубокого времени» с «расширенной и нестандартной продолжительностью».

[начало записи]

4. Периодизация как форма историографического теоретизирования

Могут ли историки объективно утверждать о последовательности и характере периодов, которые они воспринимают? Философский анализ периодизации часто мотивируется желанием защитить историческое объяснение от заявлений о том, что оно является чисто субъективным или неинформативным.Одним из таких анализов является историзм, идея о том, что «мысли, деятельность и институты лучше всего описываются и объясняются как так или иначе совпадающие в той эпохе, в которой они, как утверждается, происходят» (Berkhofer 2008, 76). Истоки историков и философов Германии девятнадцатого века, историзм подчеркивает внутреннюю последовательность периодов, состоящих из взаимосвязанных событий, близких друг к другу в пространстве и времени. Вместо того, чтобы определять ключевые события в трансисторических процессах, движущихся политическими или социальными силами, историцист ищет уникальные качества периода и пытается определить «всеобъемлющий характер» или «доминирующую ноту» этих качеств.С исторической точки зрения периодизации отражают изменения в этих «доминирующих нотах».

Более поздние исследования периодизации сосредоточились на том, как историки используют письменность для создания последовательных периодов. Философ Артур Данто (2007) проанализировал, как письменная история использует повествовательные предложения — предложения, которые описывают прошлые события с точки зрения их более поздних последствий — для построения временных структур, таких как периоды. Он утверждал, что эти структуры создают «организацию прошлого», и конкретный выбор схемы организации зависит от того, какие аспекты прошлого интересуют историка (Danto 2007, 111).Однако он считал это не чисто субъективным выбором, а аналогичным тому, как научная теория навязывает организационную схему эмпирическим исследованиям.

Историк и философ Гордон Лефф (1972) так же охарактеризовал периодизацию как основу для организации исторического исследования. Он сравнивал периоды с научными концепциями, утверждая, что, хотя последние носят чисто обобщающий характер, первые являются одновременно детализирующими и обобщающими, что позволяет использовать их как для выделения различий, так и для объединения этих различий под общим термином [1].Такой термин, как Тюдоровский период , обеспечивает «искусственно установленные» критерии для объединения различных особенностей — «Генрих VIII, Елизавета I, роспуск монастырей, Спенсер, Шекспир, Таллис, Армада» — под общим названием, которое может быть связано до и по сравнению с тем, что было до и после, например Ланкастерский период или период Стюартов (Leff 1972, 156).

Философ Джеймс Гриземер (1996) сосредоточился на роли периодизации в исторических науках, таких как эволюционная биология, в частности, исследуя, как биологи развития периодизируют процесс онтогенеза.По его мнению, периодизация делит время на «объяснительно однородные» стадии. Каждый из этих этапов объяснительно однороден, потому что его можно объяснить с помощью единой причинно-механической модели. Разрывы между периодами указывают на точки, в которых объяснение должно перейти к другой модели. Ученые-историки могут размышлять о том, какие модели имеют смысл при фиксированной периодизации, или они могут размышлять о том, как альтернативные периодизации временно формируют данный набор моделей. Таким образом, периодизация связывает неисторическое причинно-механическое объяснение с описанием исторического повествования: «периоды структурируют наши взгляды на данные, представленные в моделях, и в то же время организуют термины повествования» (Griesemer 1996, 24).

Библиотекарь Кнут Торе Абрахамсен (2003, 149) исследовал, как периодизации, используемые историками музыки, отражают объяснительные традиции, в которых они работают. Историки, работающие в рамках традиции, ориентированной на формальное развитие музыкальных произведений, выбирают периодизацию, подчеркивающую стилистические различия. Напротив, историки, происходящие из традиции, которая рассматривает музыку как переплетенную с другими культурными и социальными явлениями, выбирают периодизацию, которая подчеркивает различные функции музыки в разное время и в разных местах, влияние экономических интересов и эффекты разницы во власти.Здесь различия в периодизации отражают не только различия во временных рамках моделей, используемых для объяснения явлений, но и более фундаментальные различия в том, как феномены «музыки» концептуализируются и отличаются (или нет) от других социальных и культурных явлений.

[начало записи]

5. Институционализация периодизаций

Рассмотрение периодизации как методологического инструмента подчеркивает свободу исследователей определять свою собственную периодизацию.Но следователи в этом отношении не совсем свободны. Успешные периодизации становятся организационными принципами не только для исторической науки, но и для культуры в целом (Jordanova 2000, 122). Периоды, как и другие концепции, полезны пропорционально их стабильности и степени их признания. Общие периодизации отражены в организации факультетов истории университетов, научных журналов и конференций, а также в учебниках истории и учебных программах. Одна группа разработчиков учебных программ по истории утверждала, что стандартизация периодизации, используемой в музеях и популярных СМИ, позволит ученикам легче соотносить информацию, полученную вне школы, с тем, что они изучают в школе (Vereniging voor Leraren Geschiedenis 1999).

Таким образом, успешные периодизации обладают своего рода инерцией, которая сопротивляется попыткам ученых избавиться от них. Это очевидно из постоянства периодизаций, организованных вокруг политических событий, которые до сих пор доминируют в массовом сознании истории, а также в формальных системах КО. Историк Людмила Жорданова (2000, 124) отметила, что «события как организаторы периода […] поддаются символизации. Поскольку их можно представить как единые, простые, дискретные единицы, они легко захватывают нас, вписываются в более крупные модели и творят свое волшебство всеми средствами, которые им предоставляет культура ».Широко принятые периодизации в любой данный момент времени составляют часть контекста, в котором продолжаются исторические исследования, и даже попытки изменить или заменить эти периодизации отчасти служат укреплению их позиции.

[начало записи]

6. Аргументы против периодизации

Некоторые ученые, не довольствуясь простой заменой доминирующих периодизаций на новые, выступили за полный отказ от периодизации. Литературовед Рассел Берман (2001) противопоставил периодизацию истории литературы установлению литературных канонов, утверждая, что периодические границы затемняют модели литературного восприятия, включающие влияния далекого прошлого или предвкушение предполагаемого будущего.Литературовед и историк Лиза Брукс (2012, 309) рассмотрела возможность того, что цифровые медиа нарушают линейную концепцию времени, подразумеваемую периодизацией, так что «измерительная лента времени станет все менее полезной и, возможно, все более (самоуничтожающей)». Литературовед и специалист по информации Тед Андервуд (2013) предположил, что склонность к периодизации среди литературоведов проистекает не из желания аккуратно отсортировать историю по стандартным корзинам, а из дисциплинарной идентичности, уходящей корнями в теории прерывности и разрыва.Он также считает, что цифровые медиа бросают вызов этой идентичности, предоставляя инструменты и словарь для описания постепенных, непрерывных изменений.

Пожалуй, наиболее амбициозную попытку разработать альтернативу периодизации для размышлений об историческом времени можно найти в работе историка Рейнхарта Козеллека. Согласно Козеллеку, историческое время следует понимать не как единый континуум, который можно разделить на периоды, а как состоящий из слоев разных видов времени, каждый из которых имеет свой собственный ритм и скорость (Jordheim 2012).Козеллека особенно интересовало, как общий язык связывает индивидуальный, конкретный опыт с коллективным, накопленным опытом, оба из которых имеют свою собственную временную структуру: событие может быть индивидуально новым, но в то же время укреплять коллективную память. Еще больше усложняет эту картину тот факт, что у языка есть своя собственная темпоральность, феномен, который Козеллек подробно исследовал в своей работе по истории понятий ( Begriffsgeschichte ) [2]. Теория столкновения слоев временного опыта Козеллека ставит под сомнение саму возможность установления устойчивых периодизаций.

Все эти аргументы против периодизации предостерегают от овеществления периодов, подчеркивая, что они являются продуктом дискурса. Эти предупреждения заслуживают внимания, но мы не можем полностью отказаться от периодизации. Даже если бы человеческое мышление об изменениях во времени вышло за рамки периодизации, периодизация все равно была бы важным ключом к пониманию того, как мыслить об изменениях во времени, отраженных в письменных записях. Более того, именно тот факт, что периоды являются продуктом дискурса, делает их полезными.Периоды, как и другие названные концепции, позволяют говорить, несмотря на разногласия по деталям. Философ Джон Сёрл (1958) утверждал, что «уникальность и огромное прагматическое удобство собственных имен в нашем языке заключается именно в том, что они позволяют нам публично ссылаться на объекты, не будучи принужденными поднимать вопросы и приходить к соглашению о том, какие описательные характеристики точно составляют идентичность объекта »[3]. Периодизации — это временные структурированные рамки, в рамках которых мы можем осмысленно не соглашаться.

[начало записи]

7. Периодизация в КОС

Как мы надеемся, ясно из приведенного выше обсуждения, периодизацию можно рассматривать на двух разных уровнях. На одном уровне — индивидуальная научная практика. Ученые привносят в свои схемы организации данных, которые как структурируют их взгляды на эти данные, так и устанавливают условия того, как они будут сообщать свои выводы. Периодизация — одна из таких организационных схем (Shaw 2013). На другом уровне — воплощение этих схем в системы институциональной организации и коллективного понимания.Ученые находятся под влиянием институционализированной периодизации и реагируют на нее, точно так же, как эти институционализированные периодизации находятся под влиянием и реагируют на работу ученых. Институционализированные периодизации — это не просто успешные научные периодизации; вместо этого они отражают общие закономерности научной периодизации с течением времени.

→ Системы организации знаний (КОС) являются частью институционального аппарата на этом втором уровне, поэтому они в первую очередь имеют дело с паттернами периодизации, а не с конкретными временными делениями.Прекрасным примером является тезаурус по искусству и архитектуре (AAT) Исследовательского института Гетти, который широко используется для каталогизации ресурсов культурного наследия. AAT включает сотни терминов периода, но с этими терминами не связаны какие-либо конкретные временные рамки — они рассматриваются как субъекты, а не временные интервалы. Причины этого просты: временная протяженность такого периода, как железный век, будет широко варьироваться от места к месту (поскольку производство железа развивалось в разных местах в разное время), и даже в одном и том же месте разные ученые могут утверждать разные временные границы на период.AAT направлен на контроль словаря периодизации, но не на разрешение споров по конкретным определениям.

Другой способ избежать споров по поводу периодизации — отдать предпочтение чисто хронологическому подразделению. Например, в предметных рубриках Библиотеки Конгресса (LCSH) такие заголовки, как Телевидение - История , могут быть уточнены путем добавления произвольного хронологического подразделения, например, 20 век . Произвольное, но регулярное деление времени, установленное определенной системой датирования, дает возможность ссылаться на временные интервалы таким образом, чтобы они лишались какого-либо особого значения.Такое использование «нейтральной» системы отсчета является временным аналогом использования систем пространственной привязки для определения произвольных географических местоположений и протяженности с точки зрения широты и долготы.

Помимо произвольного хронологического деления, LCSH также демонстрирует другие стратегии организации времени. Предметные заголовки включают в себя много терминов периода, но, как и в AAT, они обычно не связаны с временными пределами. Отсутствие временных размеров, вероятно, ограничивает полезность этих предметных заголовков.Например, невозможно создать визуализацию временной шкалы библиографических записей, связанных с терминами периода LCSH, если не будет проведена некоторая обработка, чтобы связать «канонические» временные пределы с этими терминами (Petras, Larson and Buckland, 2006). Однако для некоторых политически индивидуализированных периодов, таких как империи и войны, перечисленные Библиотекой Конгресса в различных изданиях раздела LC Period Subdivisions Under Names of Places (Library of Congress and Quattlebaum 1975), LCSH действительно предоставляет временные пределы.Обычно это случаи, когда временные следы всеобъемлющего исторического периода или события различаются в зависимости от места, как показано в заголовках Япония - История - Союзная оккупация, 1945–1952 , Австрия - История - Союзная оккупация, 1945–1955 , и Берлин (Германия) - История - 1945–1990 годы . Здесь временная протяженность Союзнической оккупации варьируется в зависимости от занятого места. Это можно рассматривать как форму периодизации, в которой названия периодов строятся посредством комбинации стандартизованных элементов.

Некоторые специализированные KOS сосредоточены исключительно на периодизации и действительно включают представления временного масштаба. Специалист по информатике Мартин Дорр и его сотрудники создали многоязычный тезаурус названий периодов времени с целью помочь разрешить разногласия по поводу определений периодов времени среди различных сообществ археологов (Doerr, Kritsotaki and Stead 2010). Эта цель была более полно реализована Немецким археологическим институтом с его проектом ChronOntology, который также пытается предоставить канонические определения терминов периода для разрешения разногласий, но различает определения со значительно разными критериями индивидуации или временными пределами (Schmidle et al.2016). Вместо того, чтобы определять канонические определения, проект PeriodO пытается каталогизировать все официально и неофициально опубликованные научные и институциональные периодизации, которые включают в свои определения периода как временную протяженность, так и указание на пространственный охват (Rabinowitz et al., 2016). Каждая периодизация связана с конкретным научным источником, в котором она была определена. PeriodO позволяет увидеть, что термины периода имеют свою собственную историю, видимую как изменяющиеся модели периодизации с течением времени.

Если отбросить политическую периодизацию, временная протяженность периодов часто расплывчата — обязательно так, — возражал бы Сирл. Блох (1953, 189) заметил, что «Реальность требует, чтобы ее измерения соответствовали изменчивости ее ритма, а ее границы имели широкие маргинальные зоны». Разработчики KOS, которые включают временные пределы для своих концепций периода, должны выбрать, как представить эти широкие маргинальные зоны. Один из распространенных подходов — использовать четыре момента времени: самое раннее начало, самое последнее начало, самое раннее окончание и самое позднее окончание.Начало и конец временного экстента представлены как интервалы. Некоторые KOS используют более изощренные подходы к представлению неточных временных масштабов, такие как использование теории нечетких множеств (Kauppinen et al. 2010).

[начало записи]

8. Заключение

Периоды напоминают регионы, такие как Средний Запад США, границы которых по-разному проводятся разными людьми в разное время (Wishart 2004). Деление пространства на регионы часто предполагает определенную периодизацию и наоборот.Переплетенные периоды и регионы вместе напоминают другие концепции, такие как культуры, которые одинаково понимаются как имеющие как пространственные, так и временные измерения. Стандартные представления таких концепций в KOS можно дополнить пространственными и временными границами, чтобы обеспечить более сложные запросы и визуализацию. Это может быть полезно для таких приложений, как описание археологических данных или агрегирование периодических данных по учреждениям. Более детальное моделирование временной и пространственной протяженности концепций также имеет интересные возможности для интеграции КО на уровне отдельного ученого с КО на уровне учреждения (Shaw 2010; 2013).Для многих целей не стоит инвестировать в такое дополнительное моделирование времени и пространства, и периодизации будут рассматриваться так же, как и другие виды классификаций.

Независимо от того, играют ли периодизации важную роль в производстве конкретных знаний, которые они стремятся организовать, разработчики KOS могут извлечь уроки из периодизации как примеров более общих вопросов в организации знаний. Периоды в том виде, в котором они представлены в KOS, в совокупности состоят из большого количества учетных записей, которые могут сильно различаться по способу индивидуального определения и характеристики периода.Но это также верно и для многих других концепций, встречающихся в KOS (Shaw 2013). Как и периоды, эти другие концепции также служат рамками, которые поддерживают и ограничивают дискурс. Создавая KOS вокруг таких схем, дизайнеры рискуют овладеть ими способами, о которых предупреждают критики периодизации, возможно, слишком сильно ограничивая дискурс. Один из способов застраховать этот риск — разработать KOS, которые безмолвно не утверждают «нейтральный» выбор схемы, но сами по себе являются хорошо обоснованными аргументами в пользу конкретного выбора схемы, учитывая характер организуемых знаний и их интересы. для кого это организуется.

1 . Идея о том, что научные концепции являются чисто обобщающими, не уникальна для Леффа. Карнап (1967), как известно, утверждал, что наука занимается структурой и формой отношений, а не отдельными людьми, участвующими в этих отношениях. Хемпель (1942) считал, что исторические повествования о конкретных событиях могут функционировать только как «наброски» для объяснений, поскольку истинные объяснения требуют обобщающих законов науки. Подобные позитивистские взгляды подвергались обширной критике со стороны философов науки.Но даже если мы примем позитивистское представление о научных теориях, все равно будет так, что любое применение этих теорий для объяснения наблюдаемых явлений не только подчеркивает истинность этих явлений в целом, но и неизбежно подчеркивает различия между ними. эти явления, которые теперь недавно стали заметными на общем фоне, установленном теорией. Мы можем задаться вопросом, есть ли на практике полезное различие между понятиями, которые являются «чисто» обобщающими, и теми, которые таковыми не являются.

2 . Begriffsgeschichte — это название, данное систематическим усилиям ряда немецкоязычных ученых по написанию истории культурных и политических концепций. Важной частью этой работы стал многотомный Geschichtliche Grundbegriffe (Основные концепции истории), изданный между 1972 и 1997 годами, третьим редактором которого был Козеллек (Христиане, 2020).

3 . Прагматическая привлекательность имен собственных как способа избежать сложной работы по точному определению описательных характеристик отражается в различии между KOS, такими как → тезаурусы и схемы классификации, которые перечисляют и связывают первые, и KOS, такими как онтологии, которые сосредоточены на последних .

Абрахамсен, Кнут Тор. 2003. «Индексация музыкальных жанров. Эпистемологическая перспектива ». Организация знаний 30, вып. 3/4: 144–169.

Беркхофер-младший, Роберт Ф. 2008. История моды: современные практики и принципы . Нью-Йорк: Пэлгрейв Макмиллан.

Берман, Рассел А. 2001. «Политика: разделяй и властвуй». Modern Language Quarterly 62, no. 4: 317–30.

Бессерман, Лоуренс. 1996. «Вызов периодизации: старые парадигмы и новые перспективы».В Вызов периодизации: старые парадигмы и новые перспективы , под редакцией Лоуренса Бессермана, 3–27. Нью-Йорк: Гарленд.

Блох, Марк. 1953. Ремесло историка . Перевод Питера Патнэма. Нью-Йорк: Кнопф.

Бродель, Фернан. 1980. «История и социальные науки: Longue Durée». В по истории , переведенный Сарой Мэтьюз. Чикаго: University of Chicago Press, 25–54.

Брукс, Лиза. 2012. «Примат настоящего, примат места: движение по спирали истории в цифровом мире». ПМЛА 127, вып. 2: 308–16. .

Каяни, Луиджи. 2012. «Периодизация». В The Oxford Handbook of World History , под редакцией Джерри Х. Бентли. Оксфорд, Великобритания: Oxford University Press, 54-71. .

Карнап, Рудольф. 1967. Логическая структура мира . Беркли: Калифорнийский университет Press.

христиан, Хейко. 2020. «Концептуальная история как история использования». Amodern (9). .

Коэн, Ким М., Стэн К.Финни, Фил Л. Гиббард и Цзюньсюань Фэн. 2013. «Международная хроностратиграфическая карта ICS». Эпизоды 36, вып. 3: 199–204. .

Данто, Артур С. 2007. Повествование и знания . Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

Димок, Вай Чи. 2001. «Глубокое время: американская литература и всемирная история». История американской литературы 13, вып. 4: 755–75. .

Дорр, Мартин, Атина Критсотаки и Стивен Стед. 2010. «Какой это период? Методология создания тезаурусов исторических периодов ».В книге Beyond the Artefact: Digital Interpretation of the Past под редакцией Франко Никколуччи и Сорина Хермона. Будапешт: Археолингва.

Гриземер, Джеймс Р. 1996. «Периодизация и модели в исторической биологии». В Новые перспективы истории жизни: Очерки систематической биологии как исторического повествования , под редакцией Майкла Т. Гизелина и Джованни Пинна. Сан-Франциско: Калифорнийская академия наук, 19–30.

Хемпель, Карл Г. 1942. «Функция общих законов в истории». Философский журнал 39, вып. 2: 35–48. http://www.jstor.org/stable/2017635.

Жорданова Людмила. 2000. История в практике . Лондон: Издательство Оксфордского университета.

Йордхейм, Хельге. 2012. «Против периодизации: теория множественности временных периодов Козеллека». История и теория 51, вып. 2: 151–71. .

Джадсон, Оливия П. 2017. «Энергетические экспансии эволюции» Nature Ecology & Evolution 1, номер статьи: 0138..

Кауппинен, Томи, Глауко Мантегари, Пану Пааккаринен, Хейни Куиттинен, Ээро Хивёнен и Стефания Бандини. 2010. «Определение релевантности неточных временных интервалов для поиска информации о культурном наследии». Международный журнал исследований человека и компьютера 68, no. 9: 549–60. .

Лефф, Гордон. 1972. «Модели, присущие истории». В Правила игры: междисциплинарные эссе по моделям в научной мысли , под редакцией Теодора Шанина.Лондон: Тависток, 148–60.

Библиотека Конгресса и Маргарита В. Кваттлбаум. 1975. LC Период Подразделения по местам . Вашингтон: Библиотека Конгресса.

Мандельбаум, Морис. 1977. Анатомия исторических знаний . Балтимор: Издательство Университета Джона Хопкинса.

OED Online, s.v. «Периодизация, сущ.». по состоянию на 14 декабря 2019 г. Oxford University Press. .

Петрас, Вивьен, Рэй Р. Ларсон и Майкл Бакленд.2006. «Каталоги временных периодов: инфраструктура метаданных для размещения событий во временном и географическом контексте». В материалах 6-й совместной конференции ACM / IEEE-CS по электронным библиотекам (JCDL) . Чапел-Хилл, Северная Каролина: ACM Press, 151–60. .

Рабиновиц, Адам, Райан Шоу, Сара Бьюкенен, Патрик Голден и Эрик Канса. 2016. «Осмысление того, как мы осмысливаем прошлое: проект PeriodO». Вестник Института классических исследований 59, вып.2..

Шмидл, Вольфганг, Натали Каллас, Себастьян Куй и Флориан Тиери. 2016. «Связывание периодов: моделирование и использование пространственно-временных концепций в проекте ChronOntology». Компьютерные приложения и количественные методы в археологии (CAA) . Осло.

Сирл, Джон. 1958. «Имена собственные». Разум 67, вып. 266: 166–173.

Шоу, Райан. 2010. «События и периоды как концепции организации исторического знания». Кандидатская диссертация. Калифорнийский университет в Беркли.Идентификатор ProQuest: Shaw_berkeley_0028E_10835. ID Мерритта: ark: / 13030 / m53n27cf. .

Шоу, Райан. 2013. «Информационная организация и философия истории». Журнал Американского общества информационных наук и технологий 64, вып. 6: 1092–1103. .

Сминк, Кристофер и Джордж Эллис. 2017. «Философия космологии». В книге Эдварда Н. Залты (ред.), Стэнфордская энциклопедия философии (зимнее издание 2017 г.). .

Андервуд, Тед. 2015. Почему литературные периоды имеют значение .Издательство Стэнфордского университета.

Веренигинг для Лерарена Гескидениса. 1999. Историческое образование: дизайн видения . .

Уишарт, Дэвид. 2004. «Период и регион». Прогресс в географии человека 28, вып. 3: 305–19. .

Посещений с 22.06.2020 (1 месяц после первой публикации).

© 2020 ISKO. Все права защищены.

Хронология и периодизация в истории

Периодизация истории

Поскольку мы изучаем историю в хронологическом порядке, мы можем идентифицировать определенные исторические периоды или эпохи. период истории — это конкретный временной интервал, содержащий общие характеристики. Например, эра прогрессивного развития пришлась на конец 19-го — начало 20-го века и была отмечена интенсивными социальными реформами. В это время люди все больше интересовались улучшением общества за счет сокращения бедности, улучшения трудового законодательства, ухода за больными и других гуманитарных усилий.

Теперь посмотрим на Великую депрессию. Этот период истории начался с краха фондового рынка в 1929 году и продолжался до начала Второй мировой войны.В США этот период характеризовался экономическим спадом и безработицей. Это была глубоко мрачная глава в американской истории.

Было бы невозможно перечислить каждый период мировой истории в одном уроке. Их будут сотни, а возможно, и тысячи. Но давайте быстро выделим некоторые из наиболее выдающихся исторических периодов. Наиболее известная схема периодизации, вероятно, относится к году до нашей эры. и г. н.э. Эта схема в основном делит историю на два периода, основанных на приблизительном рождении Иисуса Христа.ДО Н.Э. означает «До Рождества Христова», а A.D. означает латинскую фразу «Anno Domini», что означает «В год нашего Господа».

Другая очень популярная схема состоит из трех периодов: Древний период г. (3600 г. до н.э. — 500 г. н.э.) г., Средневековый период г. или Средневековье (500-1500) г. и г. Современный период (с 1500 г. по настоящее время). . В этой схеме падение Рима знаменует переход от Древнего к Среднему периоду, а Эпоха Великих географических открытий и протестантская Реформация помогает вступить в Новый период.

Итак, теперь, когда мы установили эти широкие периоды, давайте посмотрим на некоторые из многих более коротких периодов. Мы быстро пролетим через них, так что держитесь!

• Просвещение (период 18 века, подчеркивающий разум, науку, демократию, терпимость и разрушение традиционных структур власти)
• Научная революция (период 16-18 веков, в течение которого были достигнуты огромные научные успехи)
• Промышленная революция (период 18-19 веков, отмеченный быстрыми технологическими и промышленными изменениями)
• Позолоченный век (период конца 19 века, отмеченный экономическим и промышленным прогрессом, но также и социальными проблемами)
• Викторианская эпоха (британский период XIX века, совпадающий с правлением королевы Виктории)
• The Progressive Era (американский период конца 19 — начала 20 века, отмеченный социальными реформами)
• Первая мировая война (1914-1918)
• Межвоенный период (период между Первой и Второй мировой войнами)
• Вторая мировая война (1939-1945)
• Эра холодной войны (период между 1945-1991 годами, отмеченный интенсивной напряженностью между США и США).С. и СССР)

Есть и другие периоды, о которых у нас нет времени упоминать: такие периоды, как «ревущие двадцатые» и джексоновская эра, или эпоха Джексона. Просто имейте в виду, что иногда периоды перекрываются, а иногда есть более мелкие периоды в более широких периодах. Например, все вышеперечисленные периоды относятся к периоду Великого Нового времени (с 1500 г. по настоящее время).

Классификация периодов истории

Итак, теперь, возможно, вам интересно, как классифицируются исторические периоды.Может быть, вы задаетесь вопросом: «Кто будет решать, когда заканчивается один период, а когда начинается другой?» Ответить на этот вопрос непросто. В целом можно сказать, что классификация периодов определяется историками. Они делают это, замечая тенденции и общие черты в хронологическом времени. Когда они видят временные рамки со значительными общими чертами, это становится периодом истории. Но вот в чем загвоздка. Историки не всегда соглашаются с временными рамками, поэтому это становится проблемой, которая решается только в течение долгих споров и времени (да, времени — иногда сотен лет.Видите ли, нужно много времени, чтобы заметить закономерности и тенденции в истории. Подумайте: как назовут время, в котором мы сейчас живем? Мы понятия не имеем. Пройдут десятилетия, может быть, сто лет, прежде чем модели нашего времени будут полностью различимы.

Краткое содержание урока

Хронология — это просто последовательность событий от первого до последнего или от начала до конца. Исторический период — это определенные временные рамки, содержащие общие характеристики. Самая известная схема периодизации — это, наверное, B.C. и A.D. Эта схема в основном делит историю на два периода в зависимости от приблизительного рождения Христа. Другая очень популярная схема состоит из трех периодов: древнего периода (3600 г. до н.э. — 500 г. н.э.), среднего периода или средневековья (500-1500) и современного периода (1500-настоящее время).

Историки обычно разрабатывают схемы периодизации, но помните, что обычно это делается через много лет после того, как этот временной интервал прошел. Требуется время, прежде чем можно будет легко идентифицировать закономерности и тенденции.

Технологии, пол и критерии «Человеческого развития» — Experts @ Minnesota

TY — JOUR

T1 — Темпоральности и периодизация в глубокой истории

T2 — Технологии, пол и критерии «Человеческого развития»

AU — Мэйнс, Мэри Джо

AU — Waltner, Ann

PY — 2012

Y1 — 2012

N2 — Для историков вопросы о том, как называть конкретные эпохи и как концептуализировать временную динамику изменений, становятся особенно острыми, когда мы о ревизионистских проектах, таких как написание и преподавание феминистской истории, изучение хронологически «глубокой» истории или размещение истории как в материальной, так и в социальной среде и в глобальной перспективе.Временные рамки влияют на исторические исследования, даже если они находятся в очень ограниченных временных рамках; темпоральность и периодизация действуют более явно при преподавании курсов опросов. Конкретные проблемы периодизации, на которых мы фокусируемся здесь, возникли в результате обучения мировой истории до современности с акцентом на динамику семьи и домашнего хозяйства. Пытаясь связать исследование внутренней группы как места всемирной истории с историческим повествованием, которое начинается с возникновения человеческого общества и опирается на свидетельства со всего мира, мы снова и снова поражались проблематичным перспективам, заложенным в традиционных периодизациях. .Новые направления в археологической науке предлагают историкам мира идеи и подходы, с помощью которых они могут обосновать свои временные рамки.

AB — Для историков вопросы о том, как называть конкретные эпохи и как концептуализировать временную динамику изменений, становятся особенно острыми, когда мы беремся за ревизионистские проекты, такие как написание и преподавание феминистской истории, изучение хронологически «глубокой» истории или размещение истории как в материальной, так и в социальной среде и в глобальной перспективе.Временные рамки влияют на исторические исследования, даже если они находятся в очень ограниченных временных рамках; темпоральность и периодизация действуют более явно при преподавании курсов опросов. Конкретные проблемы периодизации, на которых мы фокусируемся здесь, возникли в результате обучения мировой истории до современности с акцентом на динамику семьи и домашнего хозяйства. Пытаясь связать исследование внутренней группы как места всемирной истории с историческим повествованием, которое начинается с возникновения человеческого общества и опирается на свидетельства со всего мира, мы снова и снова поражались проблематичным перспективам, заложенным в традиционных периодизациях. .Новые направления в археологической науке предлагают историкам мира идеи и подходы, с помощью которых они могут обосновать свои временные рамки.

UR — http://www.scopus.com/inward/record.url?scp=84858317558&partnerID=8YFLogxK

UR — http://www.scopus.com/inward/citedby.url?scp=84858317558&partnerLogx=8Y

U2 — 10.1215 / 01455532-1461668

DO — 10.1215 / 01455532-1461668

M3 — Артикул

AN — SCOPUS: 84858317558

VL — 36

SP — 60

9000 Социальный История науки

JF — История социальных наук

SN — 0145-5532

IS — 1

ER —

Периодизация и суверенитет | Кэтлин Дэвис

Кэтлин Дэвис

200 страниц | 6 х 9

Бумага 2017 г. | ISBN 9780812224122 | 26 долларов.50-е годы | За пределами Северной и Южной Америки £ 19,99

выпусков электронных книг доступны у избранных онлайн-продавцов.

Том средневековой серии

Просмотр содержания

«Эту книгу должен прочитать каждый. Я так считаю по крайней мере по двум причинам. Первая — это чистое интеллектуальное удовольствие, которое можно получить, пытаясь справиться с ее сложной и сложной аргументацией. Вторая — это захватывающий способ, которым книга моделирует своего рода сравнительную , кросс-отраслевые, междисциплинарные проекты, которые все ценят, но которые мало кто из нас обучен.»- Критика

» Выдающееся достижение, которое показывает, почему медиевистам и постколониальным ученым было бы полезно работать вместе. Об этом говорилось ранее, но Дэвис пока что является наиболее строгой демонстрацией этого предположения. Она способна указать, где постколониальный анализ серьезно пострадал из-за незнания европейских дебатов о средневековье (и дебатов в так называемый средневековый период). Книга оставляет у читателя общее впечатление не только о солидной и творческой учености, представленной здесь, но и об авторе, который хочет мыслить масштабно и мыслить творчески, не жертвуя строгостью или скрупулезностью своего научного оборудования.«- Дипеш Чакрабарти, Чикагский университет

». Образованная и вдумчивая книга Кэтлин Дэвис дает ученым сильный аргумент в пользу того, чтобы ученые избегали упрощенного и овеществленного обращения к категориям и историческим процессам, таким как феодализм, суверенитет и секуляризация, в своей работе. Хотя эти категории и процессы часто использовались для обозначения временных этапов так называемого исторического прогресса, она демонстрирует, что ученые и социальные критики часто использовали их как неуместные, но весьма важные концептуальные маркеры других социальных и политических формаций колониального и постколониального мира. .Это интеллектуально требовательная книга, но та, которая щедро вознаграждает за внимательное чтение «. — Уильям Честер Джордан, Принстонский университет

» Кэтлин Дэвис — проницательный и незаменимый комментатор операций «политического богословия» в средние века и в более современные периоды также ». — Пол Стром, Колумбийский университет

« Эта книга может устранить проблемный термин «феодализм» из исторических дискуссий о «средневековье». Дэвис выявила новый материал, касающийся происхождения и раннего развития этой концепции, и синтезировала свои идеи в блокбастерный аргумент о триумфе феодализма в результате переплетения феодальной историографии с колониализмом в XVIII веке.»- Феличе Лифшиц, Университет Альберты

» Это исключительно умная, сложная и обширная книга. Его аргументы теоретически амбициозны, а обсуждение доказательств является исчерпывающим, точным и убедительным ». — Кэролайн Диншоу, Нью-Йоркский университет

« Кэтлин Дэвис, опытный знаток англосаксонской и средневековой английской литературы, и отважный диалогист Средневековые и постколониальные исследования провели критический анализ политико-теологии периодизации.Ее исследования динамически точны, как структура белка. Состоящий из двух частей, он намеренно складывается в себя, чтобы перформативно обозначить двойную связь периодизации — мимесис темпоральности и западную юридическую концепцию суверенитета. Ее цель — объяснить, как время периодизации — это время суверенитета или, другими словами, суверенитет — это способ временности ». — The Medieval Review

Несмотря на все недавние вызовы поэтапно-ориентированным историям, идея Разделение на «средневековый» и «современный» периоды сохранилось и даже процветало в академических кругах. Периодизация и суверенитет демонстрирует, что это выживание не является невинным делом. Изучая периодизацию вместе с двумя спорными категориями феодализма и секуляризации, Кэтлин Дэвис раскрывает взаимосвязь между конституцией «Средневековья» и историей суверенитета, рабства и колониализма.

Новаторское исследование феодальной историографии в этой книге обнаруживает, что историческое формирование «феодализма» опосредовало теоретизацию суверенитета и общественного договора, даже если оно послужило обоснованием для колониализма и облегчило отрицание рабства.Суверенитет также лежит в основе сегодняшней зачастую жестокой борьбы за светскую и религиозную политику, и Дэвис прослеживает взаимосвязь между этой борьбой и нарративом «секуляризации», который основывается на периоде разрыва между «современным» историческим сознанием и теологически пойманное в ловушку «средневековье» неспособное к истории. Это выравнивание суверенитета, секулярности и концептуализации исторического времени, которое по существу опирается на разделение на средневековье и современность, лежит в основе и регулирует сегодняшние неустойчивые дискуссии о мировой политике.

Проблема определения границ наших самых фундаментальных политических концепций не может быть отделена, утверждает Дэвис, из периодизирующих операций, которые их составили и которые продолжают сегодня затушевывать процесс, посредством которого «феодализм» и «секуляризация» управляют политикой государства. время.

Кэтлин Дэвис — профессор английского языка в Университете Род-Айленда и автор книги Deconstruction and Translation .

Перейти в корзину | Просмотрите заголовки Penn Press в исследованиях Средневековья и Возрождения | Присоединяйтесь к нашему списку рассылки

Время для истории: Периодизация проекта OER — Блог проекта OER — Сообщество проекта OER

Беннет Шерри, команда проекта OER
Мэн, США

Что.Год. Если вы похожи на меня, время в 2020 году показалось странным. Оно пролетело незаметно, но все же замедлилось. Тяжелая рутина карантина изо дня в день перемежается внезапным, всеобъемлющим ужасом, который — святой …! Лето закончилось? Как?!

Не могли бы вы сделать мне одолжение? (Вы ведь не заняты в это время года?) Если бы вы назначили задания «Моя история» или «Нарисуй свою историю», включили бы вы в этом году дополнение? Попросите учащихся определить период 2020 года. Попросите их разделить год на девять частей, которые они будут изучать на уроке истории, посвященном 2020 году.С чего они начинаются? 1 января? В начале марта? Есть ли отряды по убийцам шершней? Есть ли среди них отряд, который начинается с до 2020? Как они делят время? У них есть девятимесячные блоки с января по сентябрь? Что их выбор говорит вам об их приоритетах? Что они сигнализируют вам о своем мировоззрении? Пожалуйста, поделитесь некоторыми из их ответов в комментариях ниже!

Если вы сделаете это с 30 студентами, я уверен, что вы получите 30 различных периодизаций 2020 года.Периодизация — разделение прошлого на отдельные единицы времени — занимает центральное место в работе историков. Особенно в мире или Большой истории, где мы имеем дело с огромным количеством времени, слишком много событий, людей и процессов, чтобы охватить все это. Разделение истории на названные единицы времени позволяет нам понять необъятность прошлых событий. Это еще один способ, которым историки строят исторические повествования.

Существуют значительные культурные различия в том, как мы понимаем историческое время.В то время как большинство христианских и мусульманских культур считали время линейным, другие — например, науа в Мезоамерике — имели более циклические концепции времени и исторического развития. Деннис Джарвис, CC BY-SA 2.0.

Периоды, которые мы выбираем — Темные века Европы, Япония эпохи Мэйдзи, Реконструкция в США, Китай династии Сун, Классический период Мезоамерики, Древнее царство Египта, Эпоха революций — все эти категории мы размещаем вокруг единиц времени по порядку. чтобы история имела смысл.Эти единицы времени могут быть социальными конструкциями, но периодизация имеет реальное влияние. Это позволяет историкам приспосабливать историю к тем историям, которые они хотят рассказать. Достаточно взглянуть на споры вокруг Проекта 1619 или на изменения в мировой истории AP, чтобы понять важность исторической периодизации в наш текущий момент. В своем видео для конференции OER по социальным исследованиям 2020 года учитель BHP Рэйчел Хансен поделилась некоторыми мыслями о проблемах периодизации истории, когда каждый год ее дополняет!

«Космический календарь» делит последние 13.8 миллиардов лет за 12 месяцев, что подчеркивает, насколько недавняя история человечества находится в большом масштабе космического времени. В этом масштабе вся зарегистрированная история человечества происходила в последнюю минуту последнего дня 12-месячного календаря. Автор Efbrazil, CC BY-SA 3.0. (Щелкните ссылку, чтобы увеличить изображение.)

Курсы проекта OER включают в себя довольно амбициозные периодизации. Как вы периодизируете историю, когда пытаетесь преподавать историю всего мира или Вселенной? Периодизации как WHP, так и BHP требуют от нас принятия довольно серьезных решений.Например, как вы охарактеризуете 247000 лет истории человечества, охваченных второй эрой WHP Origins? Мы решили сосредоточиться на переходе от сбора пищи к сельскому хозяйству. BHP охватывает те же 13,8 миллиарда лет, что и WHP Origins, но мы не дойдем до сельского хозяйства до порога 7. Но даже в таком курсе, как WHP 1750, который охватывает скудные 270 лет, есть много вариантов, которые нужно сделать. Например, что вы делаете с периодом с 1914 по 1945 год? В WHP 1750 мы делим его на две отдельные части, но в нашем курсе WHP 1200 (в разработке!) Мы утверждаем, что эти три отдельных периода лучше всего понимать как 30 лет непрерывного конфликта.Как этот простой шаг переосмысления периодизации коренным образом меняет способ обучения этим глобальным конфликтам?

Некоторые периодизации, такие как эта иллюстрированная временная шкала из 1878 , могут быть довольно сложными. Если вы присмотритесь, вы также сможете обнаружить некоторые культурные предубеждения! Всеобщее достояние. (Щелкните ссылку, чтобы увеличить изображение.)

Обучая ваших студентов периодизации, я считаю, что гораздо важнее преподавать периодизацию как гибкий инструмент для создания исторических повествований, чем как конкретный набор фактов и дат.И WHP, и BHP включают в себя упражнения, которые помогут вам изучить гибкость исторической периодизации с вашими учениками. Блок 3 BHP включает в себя задание «Временные шкалы и периодизации», которое основано на графике, который студенты начали на блоке 2. Упражнение «Определение этого временного периода» в WHP Origins Era 4 предлагает студентам возможность оценить и оспорить периодизацию европейских «темных веков». Эти и другие действия служат напоминанием о том, что то, как мы периодизируем историческое время, постоянно меняется. Курс всемирной истории, разработанный 50 лет назад, был бы разделен совсем иначе, чем курсы проекта ООР.И курс, разработанный в 2070 году, почти наверняка примет совершенно новую периодизацию. Если студенты узнают, что периодизация — это не более чем инструмент, используемый историками для придания смысла прошлым событиям, они будут лучше подготовлены к оценке повествований, с которыми они сталкиваются.